[email protected] (ФАНТОМ - ЛЮБОВЬ)

— Знаешь, — тихо сказала она, — мне иногда кажется, что я закрою глаза, а ты просто возьмешь и растворишься в воздухе. А я останусь одна.

— Что за глупости, — вздрогнул от неожиданности Фил, — я что, похож на привидение?

— Нет, на привидение ты не похож, — затянулась дымком Анжелка, — но ты все время как бы со мной, и как бы с кем-то еще. Ты все время что-то мне не договариваешь.

— А разве тебе будет интересно, если я договорю все? — Филимон отнял у жены сигарету, выбросил в окно и взял ее на руки.

— Не знаю, — шепнула она и крепко обняла за шею.

Когда Анжела уснула, Филимон тихо соскользнул с кровати, взял бумаги и вышел в ванную комнату.

Аккуратно сложенные пополам пожелтевшие листы писем были усыпаны остроконечными буквами красивого женского почерка. Того самого, которым была сделана приписка на странной бумаге с биографическими датами исторических персонажей.

«Любимый мой, Филиппок! Совершенно случайно я познакомилась на дежурстве с забавным старикашкой. Его взяли в нашу машину в Золотоворотском садике со всеми симптомами «белой горячки» — он сматывал «нитки» и гонял каких-то нечистых прочь из машины. Но как только мы остались наедине, он совершенно серьезно шепнул мне всего три слова: «Карту нужно спрятать!». Его увели на анализ крови, но он сбежал от санитаров по дороге, и его так и не поймали. А потом я нашла в машине удивительную книгу — когда ты вернешься, мы будем читать ее медленно и вдумываться в каждое ее слово. Потому что одной мне читать ее страшно — там сплошная правда о человеке-звере. Лучше я буду не читать, а писать о любви! К тебе».

Письма были написаны день за днем, на протяжении нескольких месяцев, и в каждом из них было столько любви и боли одновременно, что читать их равнодушно было невозможно. Филимон медленно вчитывался в каждую строчку, и ему казалось, что он слышит голос, который некогда явился ему с экрана компьютера. Последнее письмо было датировано 2 августа 1972 года:

«Дорогой мой. Вот и проходит наш срок испытания маленькой, но такой большой разлукой. Помнишь наш прощальный вечер? Я не случайно так нервничала. За мной скоро придут. Они никогда не простят мне такой любви. Я не знаю, как они будут выглядеть — вурдалаками или врачами «скорой помощи», но они сделают свое дело. Все, что когда-то произошло со мной — это их работа. Все, что выпало тебе — это их рук дело. Но у нас есть одна любовь на двоих, и я отдаю ее тебе. Я не пущу их к тебе. Пусть возьмут меня. Мой путь: черная тоска, страх потерять тебя, желание быть с тобой всегда и не отпускать больше никуда! Самое главное, что ты так и не узнаешь о всех моих глупых страхах, потому что я решила, что никогда не покажу тебе эти письма. Господи, дай мне хоть немного времени рассказать тебе о моей любви! Хотя бы одну жизнь. Я жду тебя, любимый».

К пачке писем была приложена квитанция об отправке телеграммы, но самой телеграммы не было.

Филимон переложил письма по порядку и спрятал в боковой карман костюма, который надевал редко, но возил за собой на случай особо торжественных приемов.

Анжелка спала и видела хорошие сны, ибо лицо ее было во сне столь же красивым и спокойным, как и в часы дневных забот.

Ручка и чистый лист бумаги оказались в руках у Фила уже автоматически, и ему оставалось только не противиться строчкам, бегущим на страницу:

Который день идут дожди —
Ты жди.
Пока отправят самолет
На взлет.
И он тогда с собой возьмет
В полет
Тобой воспетые грехи —
Стихи…
Кругла, наверное, Земля
Не зря,
И не проделки шалуна —
Луна…
Но все, что было под луной
С тобой,
Совсем не главная, пока,
Строка.
Земле не важно, кто на ней
Сильней,
И божий взгляд на белый свет —
Рассвет.
Но даже если ты не рад —
В закат
Луну утянет хитрый бес
С небес…
Дожди по прежнему идут.
Ты тут.
И вылетает самолет
Не тот.
Уносит время в никуда
Вода.
И все решается на взвесь
Не здесь…

Филимону так и не удалось выяснить, что за таинственная незнакомка выступила в роли почтальона. Дунаевский не помнил ровным счетом ничего об этой вечеринке, ибо у него каждый вечер был столь же бурным, В.В. сослался на слабое знание московской тусовки и выразил уверенность, что дама явится на заключительные спектакли.

Однако, этого не случилось.

Закрытие гастролей прошло не менее торжественно, чем открытие, и театр, обласканный вниманием зрителей и критиков вернулся в Киев с гордо поднятой головой.

И напрасно.