Читаем Петрашевцы полностью

В изложении К. К. Ольдекопа, суть доклада Петрашевского сводилась к следующему: «Дворянство могло бы просить о следующих трех улучшениях: публичном судопроизводстве, освобождении крестьян и свободном книгопечатании, но, по его мнению, более всего полезно первое, потому что им будет пользоваться 60 мильонов, между тем как освобождение крестьян пойдет в удел только 11 мильон<ов>; а что же касается до свободного книгопечатания, то так как в России класс пишущих весьма мал, то и этот вопрос должен идти после других»[188].

В более подробном изложении Антонелли, Петрашевский, действительно, считал самым первостепенным вопросом судебную реформу (введение адвокатуры и присяжных), принятие которой приведет и к справедливому решению двух других.

Главным оппонентом Петрашевского явился молодой правовед, чиновник Министерства юстиции Василий Андреевич Головинский (1829—после 1874). Он впервые посетил кружок (и был всего еще один раз, 15 апреля), но сразу выдвинулся в число самых ярких и радикальных его участников. Он оспорил основную идею Петрашевского и поставил на первое место освобождение крепостных. По словам Антонелли, «он говорил, что грешно и постыдно человечеству глядеть равнодушно на страдание этих 12 м[иллионов] несчастных рабов… Что освобождение крестьян не представляет никакого чрезвычайного затруднения, потому что они сами уже в эту минуту сознают всю тягость и всю несправедливость своего положения и стремятся всячески от него освободиться». Ольдекоп добавлял еще более колоритные сведения: «…он с чрезвычайным убеждением описывал быт крестьян, говоря, что более 100 человек ежегодно погибает дворян от их мщения и что гибель ожидает дворян, если они (т. е. крестьяне. — Б. Е.) сами потребуют свободы»[189].

Далее возникает некоторая неясность. В изложении Антонелли Головинский отрицал возможность правительства освободить крестьян по двум причинам: освободив крестьян с землею, правительство не найдет средств заплатить помещикам за потерю; «освободив же крестьян без земель или не заплатив за эти земли помещикам, оно должно будет поступить революционным образом — и след., должно будет действовать само противу себя»[190].

На следствии Головинскому предложили пояснить последнее. Он так истолковал свою мысль: освободить крестьян может или правительство своей самодержавной властью! способное в случае волнений или недовольства помещиков применить военную силу (т. е. поступить диктаторским образом), или, что предпочтительнее, — может дворянство, но главное препятствие последнему — себялюбие (т. е. корысть) и незнание экономики, непонимание выгод освобождения. Фактически Головинский на допросе не ответил до конца, как же он представляет себе реальный процесс раскрепощения. Из всей совокупности материалов можно сделать такие противоположные выводы: первый (он вытекает, главным образом, из показаний самого Головинского на следствии) — освобождение крестьян с землею и без выкупа должно совершаться правительством, с ущемлением прав помещиков и с применением в случае нужды военной силы; второй — крестьяне сами должны освободить себя; в переходный период может быть установлена власть революционной диктатуры.

А так как Головинский хотя и говорил во время спора не очень однозначно, но чрезвычайно эмоционально (по словам Кропотова, «он начал кричать, горячиться, выходить из себя, вскакивать с кресла»…[191]), то многие без колебаний поняли смысл его предложений именно во втором значении. Петрашевский явно принял рассуждения о насилии как призыв к революционной военной диктатуре, ибо в ответе Головинскому, по словам Антонелли, Петрашевский заявил, что в случае установления диктатуры («военного деспотизма») он первый «поднимет руку на первого диктатора», а 15 апреля, через две недели, продолжая спор, он добавил: «…нельзя предпринимать никакого восстания, не будучи вперед уверенным в совершенном успехе, что в нынешнее время и невозможно»[192]. Видимо, Петрашевский постоянно размышлял об истории Великой Французской революции и о судьбе декабристов, об их планах восстания, о диктатуре и т. д., и поэтому слово «диктатура» у него невольно вызывало ассоциацию с восстанием и с деспотизмом. В начале февраля 1849 г. в разговоре с Антонелли на спровоцированный агентом вопрос о декабристах Петрашевский подробно объяснил, что главными ошибками предшественников было малое число участников и спешка в организации восстания; важно, считал он, агитировать и организовывать всю массу народа: когда масса поднимется, правительство ничего не сможет с ней сделать; а «главное, не нужно спешить, но должно действовать осторожно, исподволь, и все полагать на время»[193].

Трое допрашиваемых на следствии утверждали, что Головинский призывал к активности народа и даже к крестьянскому восстанию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии