Петрашевцы

Будущий петрашевец Н. А. Момбелли, поручик лейб-гвардии Московского полка, организовал среди своих сослуживцев и знакомых научно-музыкально-литературный кружок, члены которого собирались с сентября 1846 по февраль 1847 г., главным образом, по понедельникам. Среди участников (а их было немало — 43 человека!) — офицеры Московского полка, поручики Н. Н. Кармалин, А. П. Никитин, Г. А. Беттихер, К. Н. Ераков, А. Р. Глазенап, офицеры Генерального штаба штабс-капитан А. И. Макшеев и поручик Н. Д. Языков, офицеры лейб-гвардии Егерского полка штабс-капитаны Ф. Н. Львов и Д. Д. Языков, профессор химии Технологического института Н. И. Витт, пианист Н. Н. Шабишев, скрипачи, певцы, поэты, чиновники… На собраниях кружка довольно много музицировали (Н. Н. Шабишев подчеркивал позднее в показаниях следственной комиссии по делу петрашевцев: «… при мне более занимались музыкою»[64]), читали художественные произведения, свои и чужие. Например, Н. Д. Языков прочитал 3 ноября 1846 г. отрывки из «Горя от ума» Грибоедова, запрещенные цензурой; Н. А. Момбелли перевел на русский язык известное послание А. Мицкевича «К друзьям русским» (см. Дело петрашевцев… I. С. 292, 296, 345); впрочем, в программах собраний это стихотворение не упомянуто. Как правило, на каждом собрании прочитывалось также несколько научных докладов и сообщений. Среди них заслуживает быть отмеченным доклад А. И. Макшеева 11 декабря 1846 г. «Польская революция» (очевидно, 1831 г.), обзоры Н. А. Момбелли о сочинениях Вольтера и французских энциклопедистов; исследования Н. Н. Кармалина по русской истории на полузапретные темы — о процессе царевича Алексея Петровича, о Петре III и восшествии на престол Екатерины II, о Павле I и т. п. Из активных участников кружка и активных докладчиков на научные темы следует назвать будущего петрашевца Ф. Н. Львова. Перечень всех докладов сохранился в бумагах Момбелли (см. Дело петрашевцев… I. С. 377–383). Когда о собраниях у Момбелли узнало полковое начальство, о них было доложено дивизионному командиру, великому князю Александру Николаевичу (будущему Александру II) и наследник запретил их. Запомним этот эпизод запрещения: он совсем в неожиданном ракурсе всплывет на следствии но делу петрашевцев.

Петербургский университет. Рисунок сер. XIX в.

Были известны и другие радикальные кружки, и но только в Петербурге, но и в Москве, Казани, Ростове, Ярославском. В Киеве и Харькове в конце 1845 — начале 1846 г. организовалось тайное Кирилло-Мефодиевское общество, основателями которого были молодые прогрессивные ученые Н. И. Костомаров, Н. И. Гулак и В. М. Белозерский; они привлекли к участию в обществе видных представителей украинской интеллигенции, через несколько месяцев в общество вступил Т. Г. Шевченко. Предатель А. М. Петров выдал правительству членов общества. Весной 1847 г. они были арестованы, судимы и отправлены в ссылку и на каторгу. Трагическая судьба Кирилло-Мефодиевского общества на два года предварила расправу над петрашевцами.

О многих кружках мы почти ничего не знаем. Когда петрашевцы были в 1849 г. арестованы, следственная комиссия допытывалась у П. Н. Филиппова, на основании его дневниковых записей, о существовании студенческого общества в Петербургском университете. Филиппов подтвердил истинность года (1844) и фамилии (Фонвизин, Соколов, Залебедский, Колошин), но уклончиво заявил, что он «только предполагал общество между означенными лицами», но «подозрения» его «не оправдались»[65]. Среди названных имен обращают на себя внимание Залебедский (это товарищ петрашевца Ханыкова) и Фонвизин (агент полиции Н. Ф. Наумов доносил 31 марта 1849 г., что связанный с петрашевцами студент А. Д. Толстов указал на дом Пеля «на углу Моховой»: «…тут живет наш Фонвизин»[66]) — следовательно, это периферия кружка Петрашевского!

Таким образом, историю кружков петрашевцев следует поставить в весьма широкий контекст подобных молодежных организаций по всей России. Петрашевцы лишь явились самой долговечной и самой массовой группой.

Необходимо учитывать и индивидуальные, внекружковые увлечения социалистической литературой. По сведениям полиции, петербургские книготорговцы нелегально, из-под полы продавали сотни томов запрещенных изданий, а из них подавляющее большинство составляли труды социалистов и коммунистов. Успех идей утопического социализма в России 40-х годов был настолько велик, что они притягивали к себе людей, как будто бы совершенно не склонных по своему характеру и психологическому облику к увлечениям. Например, юный «денди», 21 года, эпикуреец, скептик А. В. Дружинин, в будущем глашатай английских аристократических форм жизни и теории «чистого искусства», был тогда искренне захвачен новыми идеями. В дневнике от 6 октября 1845 г. Дружинин отмечает: «Исследовать попытки социальных реформ последнего времени — вот моя цель»; он с нетерпением ожидает издания социалистической газеты «Revue Independante», штудирует сочинения Бюрэ о нищете низших классов, читает романы Жорж Санд[67].