Петрашевцы

Но более активная жизненная позиция русских утопических социалистов по сравнению с их западными учителями, точнее — больший социально-политический радикализм, обусловленный тяжелым гнетом в стране, заставлял, не откладывая на будущее, искать практических выходов, по крайней мере искать в своих желаниях[60], ибо им в условиях самодержавного строя было немыслимо реализовать свои идеалы, причем не только из-за косности и реакционности правительственного, чиновничьего, полицейского аппарата, но и из-за консерватизма крестьян, в массе своей с большой опаской относившихся к реформам, которые «добрые» господа пытаются над ними совершать. Так что в целом возникал драматический конфликт между теорией и практикой, между идеалом и действительностью. Е. Г. Плимак справедливо подчеркнул «несоответствие тогдашней освободительной теории практике освободительной борьбы»[61]. В то же время приближение к жизни, к действительности отрезвляло деятелей, способствовало отходу от утопизма вообще. Н. П. Огарев ценой десятилетних нравственных страданий и потери чуть ли не миллионного состояния начал понимать утопичность своих хозяйственных преобразований крепостных деревень. В. Г. Белинский в середине 40-х годов стал решительно отказываться от прежних утопических идеалов.

А. И. Володин отметил характерную особенность раннего этапа в развитии социализма: «…чем приближеннее к действительности утопически-социалистическая мысль, тем настойчивее, выдвигая общечеловеческий идеал строя подлинного равенства и справедливости, она обращается к условиям той или иной конкретной страны как к реальной основе движения к социализму»[62].

Белинский в 40-х годах ближе всех других утопистов подошел к решению реальных социально-политических задач (ср. известные три насущные задачи русской жизни, сформулированные им в письме к Гоголю: отмена крепостного права, отмена телесных наказаний, соблюдение законов).

Петрашевцы, наоборот, благодаря своему утопизму оставались достаточно непрактическими мыслителями. Но так как после 1848 г., после усиления репрессивных мер, они оказались единственной радикальной группой социалистического толка, существовавшей в России, то на них и пала вся сила правительственного гнева, размеры которого соответствовали царскому страху перед революцией, давно уже стоявшей у порога России.

Это после 1848 г. А до европейского революционного взрыва в России было немало неформальных объединений, которые создавали общественную, питательную почву, взрастившую кружки петрашевцев. Ведь любые группы творческих личностей, да и просто интересующихся гуманитарными проблемами, даже если и ограничивали круг своих интересов наукой и искусством, невольно должны были переходить к социально-политической проблематике. Не приходится уже говорить о тех объединениях, которые и не стремились отгораживаться от таких вопросов. Их было очень много: тяжелое экономическое состояние страны из-за феодально-крепостнической системы и способы преодоления этого кризиса, судьбы русской деревни, пути освобождения крестьян от крепостной зависимости, неравенство сословий, угнетение женщин, административный и судебный произвол, зависимость печати от указаний сверху или даже от каприза цензора — эти и им подобные проблемы были чрезвычайно злободневны, они носились в воздухе, но они были абсолютно нецензурными. Так как при Николае I было категорически запрещено публичное обсуждение любых социально-политических вопросов, то споры переносились в домашние собрания, в переписку, а в периодике, в художественных произведениях они получали лишь косвенное отражение с помощью иносказаний, частных примеров и т. п.

Домашние собрания получали, таким образом, очень большое значение, как форма выражения общественного мнения, освобожденная от начальственных запретов. Относительно свободное обсуждение социально-политических проблем велось и в дворянских домах, и даже в аристократических салонах, но, конечно, наиболее радикальная, наиболее оппозиционная господствующим (правительственным) точкам зрения постановка вопросов имела место в демократических кружках.

Как правило, они не доходили до организационного упорядочения, не были откровенно нелегальными, не имели четкой позитивной программы действия, а возникали стихийно вокруг своеобразных лидеров, по своим умственным, деловым, волевым качествам способных руководить, сплачивать, выдвигать ценные идеи для коллективного обсуждения.