Польша тогда была не более чем передовым рубежом российской оборонительной системы и, несмотря на силу российского положения в восточной части республики, оставалась довольно слабой. Оставалось неясным, были ли у Петра какие-либо основания надеяться на помощь Западной Европы; возобновленные в 1707–1708 годах усилия заручиться посредничеством Англии, Франции, Австрии или даже Пруссии как средством безопасности от шведского нападения не принесли никаких результатов. Россия должна была искать спасение самостоятельно, должна была положиться на свою силу, упорство и решимость правителя. Рост армии и производства оружия приобрел после 1705–1706 годов как будто даже более важное значение, чем прежде. В 1707–1708 годах, когда все российские силы были вывезены из шведских прибалтийских провинций после поражения 1702 года (только С.-Петербург был сохранен), Петр показал свою безжалостность и намерение, разрушив всю уже истощенную Ингрию, сделать ее как можно менее ценной для новой оккупации шведами. Немецкое население Дерпта было насильственно выслано большими обозами в Вологду, в глубь России, и в начале мая 1708 г. город был сожжен. Более дальновидным по-прежнему был план создания огромного оборонительного пояса из российских территорий, превышающего сто миль в ширину, проходящего вдоль всей границы от Пскова далеко на юг до Черкасска на Днепре, прорваться через который для захватчиков было бы невозможно. Крестьянам на этой территории приказали под страхом смерти уничтожать запасы зерна и фуража и приготовить убежища, в которых они могли бы скрываться при появлении шведской армии. Наконец, серьезность положения была подчеркнута приказами относительно укрепления самой Москвы. В 1707–1708 годах Кремль и Китай-город, центральные части города, были окружены земляными валами, построенными силами 50 000 подневольных рабочих.
К более поздним месяцам 1701 года Карл XII собрал в Польше армию из почти 44 000 человек для нападения на Россию. Имелось также отдельное войско в 11 000—12 000 человек в прибалтийских провинциях под командованием графа Левенгаупта, которую Карл намеревался присоединить к главной армии, и приблизительно 14 000 человек в Финляндии, которых можно было бы использовать для диверсионного нападения на С.-Петербург[42]. Хорошо обученные и дисциплинированные, наследники великой военной репутации и с традициями побед на поле битвы, они были огромной силой. Их самоуверенность укреплялась тем фактом, что они чрезвычайно (и воистину фатально) недооценивали военную мощь армии, которую Петр создал после Нарвы. Кроме того, Карл хорошо знал, что против Петра можно будет создать коалицию из различных врагов, которые, по крайней мере на бумаге, будут очень опасны. В начале 1708 года турецкий эмиссар Мехмет Ага посетил шведский штаб; и хотя это, подобно многим переговорам тех смутных лет, не привело ни к какому практическому результату, союз Швеции и Турции с их государством-вассалом в Крыму поставил бы Петра перед лицом беспрецедентной угрозы. Также имелись контакты между шведами и Иваном Мазепой, честолюбивым и не заслуживающим доверия старым казацким гетманом на Украине, чьи возможности как союзника, вдохновленного надеждой на создание независимого Украинского государства, казались значительными. Восстание донских казаков под руководством Кондратия Булавина также усилило возможность использования внутреннего недовольства как оружия против Петра. Хотя восстание продолжалось меньше года (с октября 1707 по июль 1708 года), оно нанесло несколько поражений силам паря и повлекло за собой серьезное, хотя и неудачное, нападение на Азов. Если бы оно было более успешным, оно смогло бы широко открыть путь к союзу, хотя, без сомнения, очень шаткому и нестабильному, со всеми врагами Петра.