Петр Смородин

Из беглого разговора с Орестом стали яснее какие-то подробности. Броневики ВРК заняли все проходы к Дворцовой площади. Артиллеристы Михайловского училища только что снялись с позиций у Зимнего и ушли, увезя с собой орудия. Юнкера, что остались, укрепили баррикаду из дров возле ограды Зимнего, затем схоронились кто в главном штабе, кто во дворце. Площадь сейчас опустела. Все жадно ждали боя. И он начался, как только ударили из пушки с Петропавловской крепости, а затем грохнули на всю столицу с крейсера «Аврора»…

Страшно хотелось узнать, что же делается в этот миг в Смольном, что скажет Ленин. И Петр Смородин с Васей Вьюрковым, словно не помня себя, домчались по набережной до Литейного моста, завернули на Шпалерную — и мимо Таврического дворца. И хорошо, что Вьюрков был связным ВРК: не проникнуть бы им ни в коридоры Смольного, ни в Белоколонный зал.

Там шло как при братании: солдаты, рабочие, матросы, крестьяне тискали друг друга в объятиях, беспрерывно кричали «ура!». Бросали под люстру шапки, папахи, бескозырки.

От фракции большевиков вышел к трибуне Анатолий Васильевич Луначарский и огласил ленинское воззвание «Рабочим, солдатам и крестьянам!». Врезались в память слова: «Опираясь на волю громадного большинства рабочих, солдат и крестьян, опираясь на совершившееся в Петрограде победоносное восстание рабочих и гарнизона, съезд берет власть в свои руки».[4]

ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА С ВАСЕЙ АЛЕКСЕЕВЫМ

Был ли наивен Петр, как и некоторые его товарищи по союзу, которые искренне верили, что с крушением власти буржуазии ниспадет на них манна небесная и вот-вот наступит тот день, когда воцарится на земле «мир и в человецех благоволение»?

А ведь для надежд и иллюзий почва была благодатная. Рабочая и крестьянская молодежь получила все политические права, как и требовала. Рабочий день стал восьмичасовым, для подростков — шестичасовым. Больше того, запрещалось назначать подростков на ночные работы и применять труд малолетних. Наконец, в самый краткий срок намечалось ввести всеобщее, обязательное и бесплатное обучение, чтобы вчерашняя лапотная Россия стала страной поголовной грамотности.

Все шло отлично. Только для наивных иллюзий о манне небесной места не оставалось: старая власть в лице сбежавшего на фронт Керенского фактически начала гражданскую войну против правительства, созданного пролетарской революцией.

Враг стоял у ворот столицы. Керенский сбежал утром 25 октября в машине американского посла. Теперь он сколачивал армейские части против красного Питера. Правда, он не смог повернуть всю армию, но его руку принял командир 3-го конного корпуса генерал Краснов. И 25 октября двинул казачьи сотни и артиллерийские батареи. Мятежники захватили Гатчину, затем Царское Село. В столице оживился подпольный «Комитет спасения родины и революции», где рядовыми были кадровые офицеры.

На третий день Ленин взял оборону столицы в свои руки и бросил против контрреволюции все силы революции.

Петр рвался на фронт, но его не пустили: передовая пролегала в рабочих кварталах. Там надо было вновь укреплять отряды Красной гвардии, сооружать линии обороны, громить юнкеров.

Удивительной была новая волна революционного порыва в грозный час опасности. Круглосуточно шли эшелоны с Балтики и с Северного флота, от финляндских и латышских частей, из соседних губерний и отрядов Красной гвардии. Сокрушительный удар начался 29 октября, когда возник в столице мятеж юнкеров.

Контрреволюция укрепила два своих очага на Петроградской стороне: юнкерские училища — Владимирское и Павловское. Их пришлось брать штурмом. Держались они весь день и поливали огнем солдат и красногвардейцев, пока Скороходов не распорядился ввести в дело трехдюймовки. Удар был решающим.

Все военные училища были разгромлены, с беззаветной храбростью освобождено Царское Село, затем Гатчина.

День за днем Смородин превращался в человека военного: и как комиссар ВРК по ликвидации саботажа, и как член районного Совета, тесно связанный со штабом Красной гвардии. Спал в казарме, не раздеваясь, с наганом под подушкой.

По-разному выступала контрреволюция: то бастовала администрация Монетного двора; то ударялись в саботаж врачи Петропавловской больницы; то возникали погромы на винных складах.

Потом Смородин провожал Рывкина с группой товарищей: они уезжали на юг против мятежного генерала Каледина. Группу красногвардейцев, с которой молодежь покидала свой красный Питер, напутствовал Владимир Ильич 1 января 1918 года в Михайловском манеже.

Говорил он в обычной манере — кратко, страстно:

— Товарищи, я приветствую в вашем лице решимость русского пролетариата бороться за торжество русской революции, за торжество великих ее лозунгов не только в нашей земле, но и среди народов всего мира. Приветствую в вашем лице тех первых героев-добровольцев социалистической армии, которые создадут сильную революционную армию.[5]