Петр Первый

Едва освободившись от набивших оскомину дворцовых обязанностей, Петр с восторгом погружался в атмосферу Преображенского. Бояре, прибывшие из Москвы, с растерянностью наблюдали за этим атлетом, появлявшимся то тут, то там с растрепанными волосами и горящими глазами. Он, который бегал с трубкой во рту, перепрыгивал через рвы, выкрикивал приказы, держа в руках мушкет, шпагу или багор, среди таких же молодых людей, многие из которых были из низшего сословия. Для этих надменных наблюдателей из Москвы царь – византийское божество – должен был держаться в стороне от мира, жить во дворце и выходить к народу только по торжественным случаям. В этих почти солдатских условиях Петр, признавались они, опускался до уровня простых смертных и предавал свою историческую роль. В донесениях, которые они слали Софье, бояре убеждали ее (а она все больше успокаивалась), что ее сводный брат таким образом никогда не сможет царствовать.

Что касается Натальи Кирилловны, ее беспокоили увлечения сына и его непоседливость. Она хотела его вразумить, урезонить и заставить сидеть на месте, для чего, по совету клана Нарышкиных, решила его женить на молодой и красивой девушке из довольно знатной семьи, Евдокии Лопухиной. Евдокии было двадцать, а Петру семнадцать лет. Он женился по настоянию матери. К тому же тремя годами раньше его брат Иван также женился на Прасковье, дочери боярина Салтыкова. Царские свадьбы, по мнению Петра, были не чем иным, как утомительной, но необходимой формальностью. Свой первый любовный опыт он получил с дворовыми девицами, и они его устраивали. И, ведя застенчивую Евдокию к алтарю 27 января 1689 года, он знал уже, что его не удержат рядом ни ее покорность, ни ласки. После двух медовых месяцев он не мог больше с ней оставаться и отправился на навигационный период на Плещеево озеро, а его молодая жена погрузилась в бесконечную тоску ожидания. 20 апреля 1689 года Петр пишет матери: «Вселюбезнейшей и дражайшей моей матушке, государыне-царице Наталье Кирилловне. Сынишка твой, в работе пребывающий, Петрушка, благословения прошу и о твоем здравии слышать желаю, а у нас молитвами твоими здорово все. А озеро все вскрылось сего 20 числа, и суда все, кроме большого корабля, в отделке; только за канатами станет: и о том прошу, чтоб те канаты по семисот сажень, из Пушкарского приказу, не мешкав, присланы были. А за сим дело станет и жизнь наша продолжится». И чуть позже, опять же своей матери: «Ей, о здравии слышать желаю и благословения прошу; а у нас все здорово, а о судах паки подтверждаю: зело хороши все. Твой недостойный Petrus». Евдокия тоже послала маленькую записку навигатору: «Государю моему, радости, царю Петру Алексеевичу. Здравствуй, свет мой, на множество лет. Просим милости: пожалуй к нам, государь, не замешкав. Женушка твоя челом бьет».

Но Петра не очень-то заботила его «женушка». Вернувшись к ней, он больше думал не о чувствах, а о политике. Слухи, которые доходили до него из Москвы, доказывали, что недоброжелательство Софьи по отношению к нему с годами только росло. Однако если он соглашался в детстве на опекунство своей сводной сестры, то теперь это его больше не устраивало. Один из советчиков царя, Борис Голицын, кузен Василия Голицына, убеждал Петра в том, что регентша решила его уничтожить.

8 июля 1689 Петр должен был присутствовать вместе с царем Иваном и всей своей семьей на торжественной службе в Успенском соборе, в Кремле. После богослужения Софья захотела принять участие в традиционном крестном ходе, в котором участвовали обычно только мужчины. Возмущенный Петр этому воспротивился. Она же, не считаясь с его мнением, вышла к толпе, неся икону как настоящий самодержец. В ярости Петр покинул процессию и возвратился в Преображенское. Несколько дней спустя, узнав, что, несмотря на позорное поражение во второй Крымской кампании, Софья встречала Василия Голицына и его «славных генералов» с восторгом и щедро их наградила, он категорически отказался принять «триумфаторов».

Любовь и достоинство Софьи были уязвлены. Она поняла, что Петр вступил в открытую борьбу с ней. Донесения ее агентов гласили, что популярность молодого царя у москвичей возрастала. Это не радовало некоторых бояр. Регентшу начало волновать – хотя уже было поздно! – усиление «потешных» батальонов в Преображенском. Добровольные информаторы колесили между Москвой и селом, где Петр в тревоге ждал продолжения событий. Подстрекаемая своим новым любовником Шакловитым, Софья собрала предводителей стрельцов и раскрыла им свой план: они должны будут в ночь с 7 на 8 августа 1689 года взять в кольцо Преображенское и уничтожить солдат «потешной» армии Петра, его офицеров и советников, слуг, друзей из числа иностранцев, его мать и всю семью. Царя Петра следовало тоже убить или, по крайней мере, обезопасить, чтобы он не был в состоянии помешать этим планам. Ценой за преданность Софье для каждого стрельца будет награда в двадцать пять рублей. Предводители стрельцов пообещали регентше, что эта кровавая операция будет произведена точно и быстро.