Петр Первый

– Вот что, Божьи заступники, – сказал Петр, – идите по монастырям и приходам: сегодня же выйти на работу всем – копать землю. (Иеромонаху, задвигавшему под клобуком густыми бровями, – угрожающе.) Помолчи, отец… Выйти с железными лопатами и с лошадьми не одним послушникам, – всем монахам, вплоть до ангельского чина, и всем бабам-черноризкам, и попам, и дьяконам, с попадьями и с дьяконицами… Потрудитесь во славу Божью… Помолчи, говорю, иеромонах… Я один за всех помолюсь, на сей случай меня константинопольский патриарх помазал… Пошлю поручика по монастырям и церквам: кого найдет без дела – на площадь, к столбу – пятьдесят батогов… Этот грех тоже на себя возьму. Покуда рвы не выкопаны, палисады не поставлены, службам в церквах не быть, кроме Софийского собора… Ступайте…

Взялся за край лавки, вытянул шею, – на круглых щеках отросшая щетина, усы торчком. Ох, страшен! Духовные, теснясь задами, улезли в дверцу. Петр крикнул:

– Кто там в сенях, – снять караул!..

Налил чарку водки и опять заходил… Немного времени спустя бухнула дверь с улицы. В сенях – вполголоса: «Где сам-то? Грозен? Ох, дела, дела…»

Вошли Бровкин, Свешников и пятеро новгородских купчиков, – эти мяли шапки, испуганно мигали. Петр не позволил целовать руки, сам весело брал за плечи, целовал в лоб, Бровкина – в губы:

– Здорово, Иван Артемич, здорово, Алексей Иванович! (Новгородским.) Здравствуйте, степенные… Садитесь… Видишь, закуски, вино – на столе, хозяина велел прогнать. Ах, как меня огорчил воевода: я чаял, здесь у вас и рвы и неприступные палисады готовы уж… Хоть бы лопатой ткнули…

Налил всем водки. Новгородцы, приняв, вскочили. Он выпил первый, хорошо крякнул, стукнул пустой чаркой:

– За почин выпили… (Засмеялся.) Ну, что ж, купцы, слышали? Побил нас маленько шведский король… Для начала – ничего… За битого двух небитых дают, так, что ли?..

Купцы молчали, – Иван Артемич, поджав губы, глядел в стол, Свешников, перекосив страшенные брови, тоже отводил глаза. Новгородские купчики чуть вздыхали…

– Шведов ждать надо сюда на неделе. Отдадим Новгород – и Москву отдадим, – всем тогда пропадать.

– Охо-хо… – тяжело вздохнул Бровкин. У чернобородого Свешникова лицо стало желтое, как деревянное масло.

– Задержим шведов в Новгороде, – к лету соберем, обучим войско сильнее прежнего… Пушек вдвое нальем… Пушки под Нарвой! Пожалуйста, бери их: дрянь были пушки… Таких пушек лить не станем… Генералы – в плену, я тому рад… Старики у меня как гири на ногах. Генералов надо молодых, свежих. Все государство на ноги поднимем… Потерпели конфузию, – ладно! Теперь войну и начинаем… Даешь на войну рубль, Иван Артемич, Алексей Иванович, – через два года десять рублев верну…

Откинувшись, ударил кулаками по столу.

– Так, что ли, купцы?

– Петр Алексеевич, – сказал Свешников, – да где его, этот рубль-то, возьмешь? В сундуках у нас – деньги? Мыши…

– Истина, охо-хох, истина, – застонали новгородские купчики.

Петр метнул на них взором. (Поджались.) Тяжело положил ладонь на короткую спину Ивану Артемичу:

– Ты что скажешь?

– Связал нас Бог одной веревочкой, Петр Алексеевич, куда ты, туда и мы.

Толстое лицо Бровкина было ясно, честно. Свешников даже обмер: ведь сговорились только что – попридержать денежки, и вдруг Ванька-ловкач сам выскочил… Петр обнял его за плечи, прижал запотевшее лицо к груди, к медным пуговицам:

– Другого ответа от тебя не ждал, Иван Артемич… Умен ты, смел, много тебе воздается за это… Купцы, деньги нужны немедленно. В неделю должны укрепить Новгород и посадить в осаду дивизию Аникиты Репнина…

……………………………..

«…Рвы копали и церкви ломали… Палисады ставили с бойницами, а около палисадов окладывали с обеих сторон дерном…

А на работе были драгуны и солдаты, и всяких чинов люди, и священники, и всякого церковного чина – мужеска и женска пола…

А башни насыпали землею, сверху дерн клали, – работа была насыпная. А верхи с башен деревянные и со стен кровлю деревянную же всю сломали… И в то же время у приходских церквей, кроме соборной церкви, служеб не было…

В Печерском монастыре велено быть на работе полуполковнику Шеншину. И государь пришел в монастырь и, не застав там Шеншина, велел бить его нещадно плетьми у раската и послать в полк, в солдаты…

И в Новгороде же повешен начальник Алексей Поскочин за то, что брал деньги за подводы – по пяти рублев отступного, – чтобы подводам у работы не быть…»

5

Караульный офицер на крыльце Преображенского дворца отвечал всем:

– Никого не велено пускать, проходите…

На дворе собралось много возков и карет. Декабрьский ветер забивал снежной крупой черные колеи. Шумели обледенелые деревья, скрипели флюгера на ветхих дворцовых крышах. Так, в возках и каретах, и сидели с утра весь день министры и бояре. Шестериком в золоченой карете раскатился было Меньшиков, – и того поворотили оглоблями назад…