Петр III

Стоит учитывать крайнюю мнительность русской императрицы. При редкой красоте Елизавета была неуверенна в себе. Отсюда придирки и ревность к молодым женщинам. Позднее её правнук Александр I будет болезненно воспринимать малейший непорядок в одежде, подходить к зеркалам и долго осматривать себя, чтобы найти изъян и поправить. Ему станет казаться, будто над ним насмехаются за глаза. Тысячи платьев Елизаветы, которые никогда не надевались дважды, — не предмет для подтрунивания, а настораживающий симптом. Давно замечено, что в новых туалетах дама чувствует себя увереннее, они поднимают ей настроение и жизненный тонус. Дочь Петра была расточительна не только из легкомыслия, но и на нервной почве. Подозрительная и обидчивая, она не умела, как Екатерина, посмеяться над собой. Издёвки Фридриха, большая часть которых нецензурны, вызвали в русской императрице жгучую ненависть.

Многие наблюдатели отмечали в Елизавете тщеславие как одну из преобладающих черт характера. Упрекая Екатерину II в развитом честолюбии, мы подчас забываем, что это качество подталкивало великую императрицу к неутомимой работе. Елизавета же любила блистать, не прикладывая усилий. Однако для неё огромное значение имели отзывы окружающих — и не только о её божественной красоте, но и о месте среди европейских монархов. Здесь она хотела быть не просто самой прекрасной из коронованных женщин. Ей льстила роль третейского судьи, главы сильнейшей державы, одного шевеления войск которой достаточно, чтобы восстановить мир и спокойствие в Европе.

Вчитаемся в обращения к императрице дипломатов. Пока Англия не была союзницей Пруссии, от Уильямса требовали «внушить русским, что они так и останутся державой азиатской, ежели не выйдут из своего бездействия и позволят королю прусскому исполнить его амбициозные и опасные планы»³⁷. Понятовский в приветственной речи отвёл Елизавете роль единственной спасительницы Европы: «С каждой неделей, пока длятся уступки, возрастёт мощь короля Пруссии... Это — гидра, а с нею следует кончить сразу же после того, как она поражена... Вам, Мадам, предстоит нанести ему решающие удары... Именно Вашему императорскому величеству назначено судьбой, спасая угнетённого союзника, убедить весь мир в том, что пожелать и исполнить для вас — одно и то же»³⁸.

Елизавете пришлось вступить в общеевропейский конфликт во многом именно для того, чтобы доказать, что Россия не есть держава азиатская. Что она — равноправный участник, более того — сильнейший из игроков. Одной из главных причин, заставлявших дочь Петра жаждать войны с Фридрихом II, было не желание приобрести Курляндию и не стремление отомстить прусскому насмешнику, а острая потребность войти, наконец, в Европу.

«Беллерофонт»

Возможности канцлера с каждым днём становились всё более ограниченными. Екатерина вспоминала: «Бестужев сам уже не волен был тогда делать, что хотел. Его противники начинали брать над ним верх»³⁹.

Шаткость собственного положения заставила великую княгиню с величайшей предупредительностью относиться к настроениям супруга. Мир между ними был как никогда необходим ей, чтобы удерживаться на плаву. Она сделала попытку завоевать расположение непостоянного царевича, устроив в его честь праздник. Благо Пётр обожал пышные торжества с музыкой в итальянском стиле.

«Для этого я велела выстроить в одном уединённом месте лесочка итальянскому архитектору... Антонио Ринальди большую колесницу, на которой могли бы поместиться оркестр и 60 человек музыкантов и певцов». Для праздника Франческо Арайя написал оперу «Беллерофонт», стихотворное либретто которой создал другой итальянец — Джузеппе Бонекки. Античный сюжет был хорошо известен и не вызвал никаких подозрений. Вскоре «Беллерофонт» оказался сыгран на придворной сцене, а позднее текст либретто опубликован Академией наук. В нём даже увидели аллегорическое подтверждение законности прав Елизаветы Петровны на отеческий престол⁴⁰. Однако следует учитывать и иной пласт ассоциаций: образ коринфского принца, лишённого короны, но с помощью богини Минервы одержавшего победу над чудовищной Химерой, намекал на Петра. Именно он обладал правом занять трон, его хотели оттеснить от наследства. В контексте недавних событий это было особенно понятно. Богиня Минерва, мудрыми советами обеспечившая торжество справедливости, — в данном случае Екатерина, ратовавшая за интересы мужа.

Позволяя себе подобные намёки, великая княгиня хотела напомнить супругу, что её выгоды неразрывно связаны с его собственными, а политические шаги, которые она предпринимала, клонились к его пользе. Царевне постоянно приходилось поддерживать хрупкую иллюзию единства с мужем. Настаивать на своей необходимости ему. А он — ветреный и забывчивый — предпочитал общество Брокдорфа и Воронцовой! Таков был пафос оперы. Жаль, что великий князь ничего не понял.