Петр III

В ответ на оскорбление Брокдорф посоветовал Шуваловым беспроигрышный ход. После Пасхи 1755 года, прибыв на дачу в Ораниенбаум, Екатерина увидела там странное зрелище — под балконом дворца маршировал целый голштинский отряд. Его секретно доставили на кораблях из Киля, чтобы сделать приятное наследнику.

«Это было дело рук злосчастного Брокдорфа, льстившего преобладающей страсти великого князя. Шуваловым он дал понять, что, потворствуя ему этой игрушкой или погремушкой, они навсегда обеспечат себе его милость». Блестящая идея. Хитроумный камергер подарил царевичу вожделенную «игрушку», а Шуваловым открыл способ влиять на наследника. Дулась одна Екатерина. Её потрясли две вещи. Во-первых, вспыльчивый, неосторожный муж, не умевший, казалось, держать язык за зубами, не поделился тайным планом приезда войск. У него появилось новое доверенное лицо, опять оттеснявшее супругу на задний план. Во-вторых, при щепетильности русского общества в национальном вопросе приезд иностранных солдат не мог вызвать одобрения. «Великий князь, который при Чоглокове надевал голштинский мундир только в своей комнате и как бы украдкой, теперь уже не стал носить другого... хотя он был подполковником Преображенского полка, — писала Екатерина. — ...Признаюсь, когда я узнала, я ужаснулась тому отвратительному впечатлению, которое этот поступок великого князя должен был произвести на русское общество».

Екатерина, пока связывавшая свои интересы с интересами мужа, испугалась. Пётр постоянно забывал о другом возможном наследнике — Иване Антоновиче. А вот подданные могли о нём вспомнить. Стоило ли злить столичное общество? Великая княгиня слышала, как караульные из Ингерманландского и Астраханского полков говорили: «Это всё предателей приводят в Россию».

Ещё немного, и великокняжескую чету тоже причислили бы к «предателям». Подобного оборота царевна боялась как огня. Она столько лет потратила, чтобы стать «русской», а теперь муж вместе со своей губил и её репутацию! «Когда мне об этом говорили, то я высказывала своё мнение таким образом, чтобы увидели, что я этого ничуть не одобряю»¹⁸. Ничего иного не оставалось.

Между тем Брокдорф быстро увеличивал политический капитал. С приездом голштинского отряда у него в окружении Петра возникла своя «партия». Естественно, враждебная великой княгине. Сначала голштинцы появлялись только на летних учениях в Ораниенбауме, но с зимы 1756/57 года, по совету вездесущего, камергера, остались при наследнике на весь год. «Число тех, которые были постоянно с великим князем, достигало по крайней мере двух десятков, — писала Екатерина, — ...В сущности все служили шпионами Брокдорфу».

Однако сам Пётр был от такой жизни в восторге. Тем более что хитроумный камергер придумал способ набить пустые карманы своего господина, «продавая голштинские ордена и титулы тем, кто хотел за них платить, или заставляя великого князя просить и хлопотать в разных присутственных местах империи и в Сенате о всевозможных делах, часто несправедливых, иногда даже тягостных для империи, как монополии»¹⁹.

Эмоциональность оценок вредит мемуарам Екатерины. Её слова порой кажутся настолько пристрастными, что так и хочется поискать опровержение. Но вот свидетельство Я. П. Шаховского, исполнявшего с августа 1760-го по декабрь 1761 года должность генерал-прокурора. По его воспоминаниям, великий князь «часто передавал просьбы, или, учтиво сказать, требования» в Сенат «в пользу фабрикантам, откупщикам и по другим по большей части таким делам»²⁰. Один из биографов Петра III, А. С. Мыльников связал фразу Шаховского с предложениями Петра Фёдоровича об улучшении быта кадетов Сухопутного шляхетского корпуса из детей «нижних чинов»²¹. Такая оценка кажется натянутой, ведь между «нижних чинов» детьми и «фабрикантами» с «откупщиками» большая разница. Скорее отзыв Шаховского подтверждает рассказ Екатерины о спровоцированных Брокдорфом хлопотах великого князя в Сенате.

Просьбы царевича не имели большого успеха. Пожилой генерал-прокурор, служа 40 лет, знал себе цену, был неуступчив, берёг копейку, постоянно ссорился с П. И. Шуваловым и не потрафлял наследнику. За что и получил отставку буквально в день кончины Елизаветы Петровны — 25 декабря 1761 года²².

А вот история Брокдорфа имела продолжение самое плачевное для Голштинии. Зимой 1757 года он посоветовал великому князю арестовать министра юстиции в Киле — «одного из первых по своей должности и влиянию лиц, некоего Элендсгейма». Пётр решил посоветоваться с женой. «Говорят, что его подозревают в лихоимстве, — заявил он. — ...О, обвинители, их нет, ибо все там его боятся и уважают; оттого-то и нужно, чтобы я приказал его арестовать, а как только он будет арестован, меня уверяют, что их найдётся довольно и даже с избытком».