Странно, что о литературных пристрастиях великой княгини, которая постоянно читала, Штелин не говорил ни слова. Ведь она должна была получать книги из того же собрания. Но нет, известно, что царевна сама посылала в лавки за новыми поступлениями, заказывала каталог Академии наук и пользовалась её библиотекой. Это свидетельствует о затруднённых контактах с библиотекарем мужа. Крайне внимательная ко всему происходящему вокруг и рано почувствовавшая в окружающих шпионов, Екатерина, возможно, не хотела, чтобы Штелин знал, какие именно издания она выбирает. «Целый год я читала одни романы, — писала императрица о своём состоянии после свадьбы, — но когда они стали мне надоедать, я случайно напала на письма г-жи де Севинье... Когда я их проглотила, мне попались под руку произведения Вольтера; после этого чтения я искала книг с большим разбором»18. Начав с романов, Екатерина очень быстро перешла к «Истории Генриха Великого» Ардуэна де Бомон де Перефикса, «Истории Германской империи» отца Барре и «Церковным анналам» Барониуса19, откуда уже совсем недалеко было до первых трудов Монтескье, Дидро и Гельвеция.
Получается, что оба — и Екатерина, и Пётр — читали с увлечением. Но почему между ними не возникало столь естественных разговоров по поводу прочитанного? Разный круг предпочтений — не оправдание. У кого из супругов он совпадает на сто процентов? Напротив, интерес к коллекционированию книг, покупке новинок должен был стать полем для сближения. Что хочешь приобрести ты? А ты? Но не стал. «Я любила чтение, он тоже читал, — признавала Екатерина, — но что читал он? Рассказы про разбойников или романы, которые мне были не по вкусу. Никогда умы не были менее сходны, чем наши; не было ничего общего между нашими вкусами, и наш образ мыслей, и наши взгляды были до того различны, что мы никогда ни в чём не были согласны»20.
Рассказы про разбойников, книги о путешествиях и войнах — естественный круг чтения для мальчика. Но речь идёт о 1749 годе, когда Петру уже перевалило за двадцать, а сама великая княгиня давно рассталась с романами. Инфантилизм, или как тогда говорили, ребячливость, наследника, явное отставание от роста не только физически, но и эмоционально проявились и в выборе литературы. А вот Екатерина умственно развивалась быстрее сверстников, шла дальше, отсюда и отсутствие согласия. Они обсуждали книги слишком по-разному и испытывали скуку от бесед друг с другом. Жена казалась наследнику заумной, он ей — маленьким.
Если о литературных пристрастиях великой княгини мы знаем из множества источников, то информация о круге чтения Петра Фёдоровича встречается только у Штелина. Она уникальна. Больше никто из современников не называл наследника книголюбом. Напротив, на стороннего наблюдателя царевич производил впечатление человека, относившегося к литературе презрительно. «Он полагал, в частности, что ошибаются те, кто утверждает, будто король (Фридрих II. —
Молодой поляк, влюблённый в Екатерину, мог утрировать, ведь и из её мемуаров вовсе не предстаёт образ супруга с книжкой в руках. Иное дело — со скрипкой. О музыкальных занятиях Петра упоминали все — от недоброжелательной жены до немецких дипломатов. И здесь рассказ Штелина легко вписывается в круг других источников.
Сама Екатерина не любила музыки: у неё был дефект слухового аппарата, благодаря которому правое ухо слышало звуки в одном тембре, а левое — в другом. Неудивительно, что любой концерт императрица воспринимала как шум и именно так относилась к упражнениям мужа: «Он принимался пилить на скрипке; он не знал ни одной ноты, но имел отличный слух, и для него красота музыки заключалась в силе и страстности»22. Не раз Екатерина упоминала концерты, которые устраивал её супруг: «В них он сам играл на скрипке... Я обыкновенно скучала»23. Штелин указывал, что зимой концерты в покоях великого князя происходили каждый день и длились с четырёх часов до девяти вечера.
Профессор, который позднее участвовал в придворных оркестрах Петра, с неудовольствием отмечал, что в 1745 году егерь Бастиан, развлекая юношу, «играл ему на скрипке и учил его играть кое-как»24. Этот отзыв очень близок к екатерининскому: «...не зная ни одной ноты». Впрочем, возможно, Штелин вновь ревновал. Ведь он-то, ученик Баха, мог показать великому князю куда больше, чем егерь, игравший, как тогда говорили, по навыку, то есть без нот. А. Т. Болотов, слышавший исполнение наследника, замечал, что тот играл «довольно хорошо и бегло». Но был ли Болотов знатоком дела — вот вопрос.