Петр III

Мы уже отмечали многие факты, свидетельствовавшие и об унизительном положении супруги и нависшей над нею опасности. Едва ли не самым важным признаком того, что угроза Екатерине была реальной, было содержание манифеста Петра III о восхождении его на престол: в нем не упомянуто ни имя супруги, ни названо имя наследника. В тексте присяги вместо обычного обязательства быть верным его императорскому величеству, его супруге, наследнику или наследнице присягавший клялся быть верным подданным «по высочайшей его воле избранным и определенным наследником». Все это не сулило Екатерине ничего утешительного, что не ускользнуло от наблюдательного французского дипломата Брейтеля, доносившего в депешах, отправленных в январе 1762 г.: «В день поздравлений с восшествием на престол императрица имела крайне унылый вид. Пока очевидно только, что она не будет иметь никакого значения…Император удвоил свое внимание к девице Воронцовой… Императрица в ужасном положении, к ней относятся с явным презрением. Она нетерпеливо сносит обращение с нею императора и высокомерие девицы Воронцовой. Не могу даже себе представить, чтоб Екатерина, смелость и отвага которой мне хорошо известна, не прибегла бы рано или поздно к какой-нибудь крайней мере. Я знаю друзей, которые стараются успокоить ее, но которые решатся на все, если она потребует».

Худ. Скородумов Гавриил Иванович. Дашкова Екатерина Романовна. Гравюра, 1777 г.

Ровинский Д. А. Материалы для русской иконографии (в 12 выпусках). СПб.: Экспедиция заготовления государственных бумаг, 1884–1891. Илл. 69

Екатерина замкнулась, но сквозь ее затворничество просматривалась крайняя осторожность и настойчивая забота о том, чтобы избежать заточения в каком-либо глухом монастыре. Она действовала старым испытанным способом — совершала поступки, противоположные деяниям супруга: уклонялась от разгула, истово соблюдала каноны православной церкви, подчеркивала свое уважение к духовенству, втихомолку осуждала секуляризацию церковных владений, подготовку к войне с Данией и уступки императора прусскому королю. Одним словом, Екатерина в общественном мнении стремительно набирала очки, в то время как ее супруг столь же стремительно их утрачивал — супруга умело использовала чувство сострадания к обидимому, свойственное характеру русских людей.

Убеждение Екатерины в том, что ее судьбу в лучшую сторону может изменить только переворот, укрепилось еще более после эпизода, прошедшего 9 июня 1762 г. В этот день происходил торжественный обед по случаю обмена ратификационными грамотами о мире между Россией и Пруссией. Пылкий поклонник Фридриха II решил отметить событие трехдневными празднествами. В присутствии четырехсот персон, «в числе которых находились и иностранные дипломаты», Петр предложил три тоста: за здоровье императорской фамилии, за здоровье прусского короля и в честь заключения мира. Первый тост надлежало произнести Екатерине. Когда она поставила бокал, к ней подошел любимец императора Гудович и от его имени спросил, почему она не встала, когда произносила тост. Императорская фамилия, ответила Екатерина, состоит из императора, сына и ее самой, поэтому она сочла вставание необязательным. После того, как Гудович передал этот ответ императору, он зычным голосом во всеуслышание назвал ее дурой, пояснив при этом, что к императорской фамилии относятся и голштинские принцы.

У императрицы, в совершенстве овладевшей искусством слезиться по заказу и по собственному желанию, услышавшей в свой адрес бранное слово, потекли слезы. Вот как описывает последствия этой выходки Петра III Е. Р. Дашкова: «Императрица залилась слезами и, желая рассеять свои тяжелые мысли, попросила дежурного камергера графа Строганова, моего родственника, стоявшего за ее стулом, развлечь ее своим веселым остроумным разговором, в котором он был мастером… С каждым днем росли симпатии к императрице и презрение к ее супругу. Он как бы намеренно облегчал задачу свергнуть его с престола, и это должно быть уроком для великих мира сего, что их низвергнет не только их деспотизм, но и презрение к ним и их правительствам, неизбежно порождающие беспорядки в администрации и недоверие к судебной власти и возбуждающее всеобщее и единодушное стремление к переменам».

Источники сообщают разноречивые сведения о планах лишения Петра III императорской короны. Первый из них сводился к повторению переворота, совершенного Елизаветой Петровной, когда Брауншвейгская фамилия была арестована в ночные часы в ее покоях. Второй план допускал пролитие крови и убийство императора Петра III во время пожара, в тушении которого он, подражая деду, любил участвовать. Автором третьего плана, как и первого бескровного, был Н. И. Панин. Предполагалось, что когда в конце июля император будет производить смотр гвардейским полкам перед отправлением их в датский поход, заговорщики возьмут его под стражу.