Толпа, как один человек, дрогнула и замерла от ужаса. Потом зашумела, заволновалась: - Кто это? Кто это? - Полоумный, что ль? - Кликуша, чай, бесноватый. -Чего караульные смотрят? Как впустили? - Схватить бы скорей, а то уйдет - в толпе не сыщешь...
В дальних концах собора, где ничего не было видно и слышно, распространялись нелепые слухи: - Бунт! Бунт! - Пожар! В алтаре загорелось!
- С ножом человека поймали: царя убить хотел! И тревога все увеличивалась.
Не обращая на нее внимания, Петр подошел к архиерею, приложился ко кресту и, вернувшись на прежнее место, велел привести к себе человека, кричавшего "слова неистовые".
Капитан Скорняков-Писарев и два караульные сержанта подвели к царю маленького худенького старичка.
Старичок подал царю бумагу - печатный лист присяги новому наследнику. Внизу, на месте, оставленном для подписи, что-то было написано тесным крючковатым приказным почерком.
Петр взглянул на бумагу, потом опять на старичка и спросил: - Ты кто?
- Артиллерийского приказа бывший подьячий Ларивон Докукин.
Стоявший рядом царевич посмотрел на него и узнал тотчас: это был тот самый Докукин, которого весною 1715 года встретил он в Петербурге, в Симеоновской церкви, и который потом в день праздника Венус в Летнем саду приходил к нему на дом.
Он был все тот же: обыкновенный подьячий из тех, которых зовут чернильными душами, приказными строками - весь жесткий, точно окаменелый, тусклый, серый, как те бумаги, над которыми корпел он в своем приказе лет тридцать, пока не выгнали его по фискальному доношению о взятках. Только в самой глубине глаз светилась, так же как тогда, три года назад, неподвижная мысль.
Докукин тоже взглянул на царевича украдкою, и что-то промелькнуло в жестких чертах старика, что вдруг напомнило Алексею, как Докукин молил его порадеть за веру христианскую, и плакал, и обнимал ему ноги, и называл его надеждою российскою.
- Присягать не хочешь? -проговорил Петр спокойно, как будто с удивлением.
Докукин, глядя царю прямо в глаза, тем же, как давеча, голосом, не громким, но внятным, так что слышно было по всему собору, повторил наизусть то, что написано было его рукой на печатном листе: - "За неповинное отлучение и изгнание от престола всероссийского единого истинного наследника, Богом хранимого государя Алексея Петровича не присягаю и на том пресвятым Евангелием не клянусь, и животворящего Креста не целую, и наследника царевича Петра Петровича за истинного не признаваю. Хотя за то и царский гнев на мя прозлиется, буди в том воля Господа Бога моего, Иисуса Христа. Аминь, аминь, аминь". Петр посмотрел на него еще с большим удивлением. - А знаешь ли, что за такую противность воле нашей - смерть?
- Знаю, государь. С тем и пришел, чтобы пострадать за слово Христово,-ответил Докукин просто.
- Ну, храбрый же ты, старик. Да погоди, то ли ужо запоешь, как вздерну на дыбу!..
Докукин молча поднял руку и перекрестился широким крестом.
- Слышал ли,- продолжал царь,- что архиерей говорил о повиновении властям предержащим? Несть бо власть аще не от Бога...
- Слышал, государь. От Бога всякая власть, а что не от Бога, то и не власть. Называть же царей нечестивейших. Антихристов Христами Господними не подобает, и за такое слово язык бы вырвать изрекшему!
- Да ты и меня, что ль, почитаешь Антихристом? спросил Петр, с едва уловимою, печальною и почти доброю усмешкою.- Говори правду!
Старик потупился было, но тотчас же поднял взор и опять посмотрел царю прямо в глаза.
- Благочестивейшим православным царем и самодержцем всероссийским, помазанником Божиим тебя почитаю,- произнес он твердо.
- А коли так, слушался бы воли нашей да молчал бы. - Царь-государь, ваше величество! Ин и хотел бы молчать, да невозможное дело - горит во утробе моей, яко пламя палит, понеже совесть нудит - претерпеть не могу... Ежели нам умолчать, то камни возопиют! Он упал к ногам царя.
- Государь, Петр Алексеевич, батюшка, послушай нас, бедных, вопиющих к тебе! Преложить или пременить ничего мы не смеем, но как родители твои и прародители, и святейшие патриархи спасалися, так и мы хотим спастися и горняго Иерусалима достигнуть. Бога ради истинного, взыщи истины. Крови ради Христовой, взыщи истины! Своего ради спасения, взыщи истины! Умири церковь святую, матерь твою. Рассуди нас без гнева и ярости. Помилуй народ свой, помилуй царевича!..
Петр слушал сперва со вниманием и даже с любопытством, как будто стараясь понять. Но потом отвернулся, пожимая плечами со скукой.
- Ну, будет. Не переслушаешь тебя, старик. Мало я, видно, вас, дураков, казнил да вешал. И чего вы лезете? Какого вам рожна? Аль думаете, меньше вашего я церковь Божию чту и во Христа, Спасителя моего, верую? И кто поставил вас, рабов, судить между царем и Богом? Как дерзаете?
Докукин встал и поднял взор к темному Лику в своде собора. Упавший оттуда луч солнца окружил сияющим венцом седую голову.