Читаем Петербуржский ковчег полностью

Раздражение, охватившее Аполлона, было очень велико; он даже опасался, что не сдержится и обидит человека, который (за каким-то ведь делом) постучал. Аполлон подумал, что только Милодора, только любовь, имеет право потревожить его, когда он работает.

Он открыл дверь. Но перед ним стояла не Милодора.

Аполлон увидел пожилую женщину — красивую (у него мелькнула мысль: ах, Бог мой, некоторым красавицам удается на всю жизнь сохранить красоту!), со строгими проницательными глазами, с благородной осанкой, какую встретишь не у каждой дамы из высшего света и ее возраста, но скромно одетую.

Он прежде не знал эту женщину.

—Вы ко мне?...

Увидев Аполлона, женщина покачала головой и сказала:

—Я не за вами. Я ошиблась!...

Аполлон был очень раздражен, и если бы перед ним сейчас оказался дворник Антип, или если б его потревожил хоть барон фон Остероде (образчик вежливости и такта), а не эта женщина, он бы вспылил.

Аполлон вздохнул, подумав о тех мыслях, которые испуганной стайкой рыб унеслись прочь из его головы.

—А к кому вы, сударыня?... — все-таки сдержался, не нагрубил.

—Марта...

—Спросите этажом ниже. Но она, кажется, больна...

Женщина кивнула и, не сказав больше ни слова, отступила в полумрак коридора.

Аполлон запер дверь и вернулся к рукописи.

Однако больше ему не работалось; перед внутренним взором все стояли глаза этой незнакомой женщины — благородной дамы, которой неизвестно что понадобилось от больной чухонки Марты. Почему-то женщина заинтриговала Аполлона. И эта ее странная фраза: «Я не за вами...» Аполлон решил при случае спросить у Марты, кто это был... Родственница? Или прежняя госпожа?...

Однако случая поговорить с Мартой больше не представилось. Вечером того же дня Аполлон узнал, что Марта умерла.

Боже, как плакала Устиша!... И как подавлена была Милодора!...

Марту нашли мертвой у порога ее комнатки. Лекарь Федотов, осматривавший горничную, сказал, что она умерла от остановки сердца; сердце у Марты было слабое. Федотов же и закрыл Марте глаза, а Милодоре сказал:

— Если, сударыня, это вас утешит, то знайте: служанка ваша была обречена. Пороком сердца она страдала с детства, и помочь ей ни вы, ни я не могли... Врачебная наука наших дней развита не многим более, чем во времена Парацельса... А Марта... Марта должна была ставить Богу свечку за каждый прожитый день...

Аполлон спросил у Антипа, у Устиши, и даже у сапожника Захара, не видели ли они накануне красивую пожилую даму в доме. Но никто не видел эту даму — что было удивительно. Кто-кто, а дворник Антип должен был видеть ее, поскольку в его обязанности входило сидеть у парадного. Но, верно, Антип дремал, как всегда...

Конечно, Аполлон не был ни суеверным, как неграмотная цветочница с улицы или как Настя, дочь сапожника Захара, ни чересчур простодушным, как крестьянин Орловской губернии, явившийся в столицу на заработки, и не очень-то верил он во всякую мистику, но его не покидало ощущение, что в проеме своей двери он стоял недавно лицом к лицу с самой Смертью...

Более всего Аполлона удивляла и даже обжигала холодком мысль, что в женщине этой, в Смерти, он видел что-то родное — это припомнилось некоторое время спустя, — как порой угадывается что-то родное в чертах дальней родственницы, которой не видел давно; так и сын, оставленный во младенчестве матерью, но встретивший ее в зрелые годы, узнает ее среди многих других женщин благодаря этим родным чертам.

Это сравнение совершенно ошеломило Аполлона.

Быть в родстве со Смертью — вон куда хватил!... Еще он подумал: из Смерти вышел, в Смерть и войдешь — вот и все родство; вопрос в том, когда вернешься к Смерти, когда она придет и скажет: «Вот сейчас я за тобой. Собирайся»... А пока... Она будто закружила где-то рядом. Не укорачивает ли поводок?

... Думая об этом лежа на кровати, Аполлон в последнее время часто смотрел на крюк в потолке. Эта женщина уже знает сюда дорогу, побывала в сих печальных стенах...

«Не ты ли следующий?...»

Вот мысль, достойная того, чтобы ее отогнать, и Аполлон гнал ее.

... Одного ямщика, что часто бывал в Ревеле, попросили заехать на хутор, — на мызу по-чухонски, — откуда происходила Марта. Это было от наезженной дороги рукой подать. Через неделю ямщик вернулся и сказал, что мыза пуста, что порог ее пророс репейником, а на камнях-валунах в изобилии птичий помет, — то есть птиц в этих местах никто не пугает, и даже не у кого спросить, куда подевались хозяева... Тело Марты все это время лежало в леднике у доктора Федотова.

Не дождавшись родственников горничной, Милодора похоронила ее по лютеранскому обряду.

Господа должны были собраться у Милодоры как раз в тот день, когда она похоронила Марту. Но Милодора, несмотря на подавленность, не стала отменять собрание. Граф Н., явившийся пораньше, скоро заметил, что у Милодоры тяжело на душе, и быстро доведался о причине этого состояния. Он по согласию Милодоры взял на себя в этот вечер роль хозяина, чем в очередной раз продемонстрировал, что он тот человек, на которого Милодора в трудную минуту может положиться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза