Петербуржский ковчег

Ах, Федотов, Федотов!... Какие объяснения вы предоставите, сударь? Какую тайну поведаете? Посмотрите ли со спокойной душой, с чистой совестью в глаза человеку честному и порядочному, коего имели право именовать другом?.. Но почти что предали...

От этих мыслей, от этих вопросов, не имеющих пока ответа, у Аполлона разболелась голова. А ветер, обратившийся в настоящую бурю, сотрясал стены, и кровля над головой стонала, ходила ходуном, из печной трубы доносился такой вой, будто в ней поселился и вознамерился испугать насмерть все живое в доме ужасный монстр.

Аполлон еще раз наведался к Федотову, но того по-прежнему не было в его апартаментах: запертая дверь ответила на стук глухим молчанием. Между тем головная боль становилась нестерпимой, и Аполлон подумал, что не мешало бы выпить чаю; чай иногда помогал ему при головной боли.

Спустившись этажом ниже, Аполлон прошел в кухню, в коей было темно в этот час. Тут пахло корицей, шафраном, базиликом — в иные, в лучшие времена, когда в доме царили порядок и покой, искусству приготовления блюд придавали немалое значение; Аполлон вспомнил: Милодора рассказывала, что супруг ее, несмотря на преклонный возраст и внутренние болезни, не гнушался чревоугодничества, был известный в своем кругу гурман; не иначе пристрастие к вкусно приготовленной обильной еде и возлияниям прежде времени свело старого Шмидта в могилу.

От растопленной плиты исходил приятный жар. Огненные блики, пробивавшиеся в щель над чугунной дверцей, играли на противоположной стене; уютно сопел медный чайник... А за окном господствовал ветер. Слышно было, как друг о друга стучали в его порывах голые ветви старого тополя.

Когда Аполлон снял чашку с полки, ему показалось, что в кухне он не один, — будто послышался тихий всхлип, почти не различимый за шумом снаружи.

Аполлон оглянулся. В полумраке кухни, в темном углу кто-то вроде сидел.

— Кто тут?

Ответом ему был всхлип погромче.

Взяв лучину из шкафа, Аполлон зажег ее в топке от уголька и, подняв над головой, осветил кухню. В углу сидела Устиша, у нее было заплаканное лицо; девушка утирала слезы краем передника.

— Не зажигайте свет, прошу вас...

Однако Аполлон зажег от лучины свечу, которую обнаружил на краю полки среди коробочек с приправами.— Ты плачешь? — Аполлон оглянулся на горничную. — Тебя кто-то обидел?

Устиша не ответила. Аполлон покачал головой:

— После того, как этот изверг стал редко показываться в доме, кто еще может обидеть бедную девушку!... Или он был здесь сегодня?

— Нет. И я не плачу, — Устиша вытерла последние слезы. — Просто я думаю: что теперь будет с этим домом? Хозяин умер, хозяйка... умерла... Почти все жильцы съехали, когда узнали, что госпожа — в крепости. А слуги разбежались. Остались я да Антип... Так одиноко!... — слезы опять потекли из глаз девушки.

— Да, никому не придет на ум веселье, — не мог не согласиться Аполлон.

— Все так плохо и не видно впереди никакой надежды. Ветер воет, двери скрипят. Всюду сквозняк, все падает из рук и ломается. Кончаются припасы. На пороге зима — холод. Страшно...

— Понимаю. Ты еще думаешь: что же будет с тобой?

Устиша кивнула:

— Кроме госпожи, у меня никого не было... Это «не было» кольнуло в сердце Аполлона.

Он был почти уже уверен, что Милодора жива, что очень скоро, возможно, даже через час, когда вернется доктор Федотов, все объяснится и все печальные и драматичные события последнего времени счастливо завершатся. Однако, как раньше — зерно надежды, теперь в душе его было зерно сомнения: не поспешил ли он радоваться, не обманулся ли, приняв проблеск между тучами за признак скорого прекращения бури... Он протянул Устише платок:

— Не плачь. Наберись терпения. Быть может, совсем скоро все образуется.

Горничная покачала головой:

— Как же не плакать! Я вас не пойму, Палон Данилыч. Сегодня и завтра все так плохо...

Аполлон не собирался посвящать эту девушку во все перипетии последних дней, делиться с ней своими открытиями и догадками, мыслями, поскольку для него самого еще не было во всем деле ясности, а в отношении к завтрашнему дню — уверенности. Как не было ответа на главный вопрос: где сейчас Милодора?.. К тому же было бы неосмотрительно с его стороны поверять кому бы то ни было из прислуги (тем более горничной Устише с ее известным весьма болтливым язычком) хоть что-то от тайны исчезновения Милодоры — исчезновения из крепости и из числа живых (как, впрочем, и из числа мертвых, что так неожиданно выяснилось).

Он отвел глаза:

— Не плачь. Я, быть может, куплю этот дом...

— Вы? — не могла скрыть удивления Устиша.

— У меня теперь есть деньги... И то верно: кому, как не мне, купить его! Кому, как не мне, все устроить здесь разумно и гармонично, как к тому всегда стремилась твоя добродетельная госпожа!... И твой завтрашний день прояснится. А потом пройдет зима... Мне было тяжело, и я упустил это из виду... Да, да, я куплю этот дом. Решено. И оставлю здесь всех, кто служил прежде, кто был угоден и предан твоей госпоже.

Устиша не ответила, но плакать перестала.

Потом подхватилась: