Петербургский сыск. 1870 – 1874

– Да, вы правы, – Орлов пожевал ус и продолжил, наблюдая за Ельским, – вчера на вашу тетю, госпожу Быкову, совершено покушение.

– Вы шутите? – Глаза стали большими, как блюдца.

– Такими вещами, к сожалению, у нас в сыскном отделении не шутят.

– Простите, но я вынужден покинуть вас.

– Господин Ельский, прошу несколько минут, с вашей тетей все в порядке, она не пострадала.

– Знаю я ваше не пострадала, что вам от меня нужно?

– Вы не можете подсказать мне, кому выгодна смерть госпожи Быковой?

Александр поднял удивленный взгляд на Орлова.

– В первую очередь мне, если вы это хотели узнать, я являюсь наследником всего состояния тети, поэтому, как вы выражаетесь: is fecit cui prodest. Вы знаете латынь или перевести.

– Сделал, кому выгодно.

– Именно, не там ищите, господин чиновник по поручениям, хотя не скрываю, что имею выгоду, но пока тетя жива, она более мне выгодна, а у нее золотой ум и за двадцать, тридцать лет жизни, дай Бог ей и больше, она способна преумножить капитал в два—три раза.

– Вы же, как юрист понимаете, что это только слова.

– Да, слова, думайте, как вам заблагорассудится, я понимаю, что сам у вас на подозрении, поэтому не хочу облегчать вашей жизни, ищите, я доказывать свою непричастность не намерен. Главное, что я сам знаю – я к этому непричастен.

– Хорошо, еще один вопрос.

– Слушаю, – уходящий Ельский остановился и повернул голову к Орлову.

– Скажите, из ваших друзей может быть, кто—то причастным к покушению?

– Каким образом?

– Чтобы вы получили наследство и стали сами распоряжаться им?

– Не думаю, здесь не вижу выгоды тому человеку.

– Может он слишком зависит от ваших, то есть от тетиных денег.

– Нет, таких нет.

– Тогда скажите, в вашем окружении есть человек с такой внешностью, – и Орлов словами Быковой описал преступника.

Ельский задумался, потом произнёс:

– Если только Иван Никоноров, он отдаленно напоминает описанного вами, но он никоим образом не зависит от меня, у него родители имеют большой капитал.

– И никто из ваших друзей не собирался покидать столицу? – Нет, прошу извинить, но мне надо ехать к тете.

Никоноров, в самом деле, напоминал преступника, но на щеке у него алел шрам, оставшийся от неудачного прыжка с забора. Более подходящих под описание в окружении молодого Ельского не было.

Штабс—капитан направился на доклад к Путилину.

Путилин немного опасался, как воспримет визит к хозяйке Аграфена, ведь он был не один, а с ее женихом, как он представился на большой Морской.

Но груша открыла на звонок дверь, ничем не выразила удивления, только глаза на миг расширились и она их опустила.

– Господин Путилин, извольте подождать, я доложу Устинье Ивановне о вашем приходе.

Через минуту она проводила Ивана Дмитриевича и Пожарского в гостиную, там, в кресле сидела в том же платье, что и утром госпожа Быкова, но сменила на голове только платок. Она скользнула по лицу Семена взглядом, ни на миг не задерживаясь, словно он ее не интересовал. Путилин был удивлен такой реакцией, но не показал виду.

– В коляске ехал с вами не тот господин, – произнёсла госпожа Быкова, – его я видела в первый раз. Может чаю, спохватилась она и крикнула, – Груша, принеси господам чаю.

– Значит, вы пока не нашли того негодяя.

– К сожалению, времени прошло мало, но мы делаем все возможное.

– Да уж, постарайтесь, – теперь Устинья выглядела более спокойной и былая уверенность вернулась к ней, теперь Путилин понимал, что такая женщина способна держать в хрупких руках собственное дело, и никто не способен сбить с намеченной цели.

Груша принесла поднос с чашками, вазочками под варенье, колотый сахар.

– Разрешите задать несколько вопросов вашей служанке? – Обратился Путилин к хозяйке.

– Пожалуйста.

– Груша, скажи, ты кому—нибудь говорила о том, что вчерашним днем тебя не будет дома.

– Нет, – ответила она, потом спохватилась, – нет, нет, третьего дня заходила Варвара, вот она интересовалась.

– Варвара? – переспросил Иван Дмитриевич.

– Варвара, – пояснила девушка больше для хозяйки, чем для полицейского чина, – та, что служила до меня.

– Варвара, Варвара, – госпожа Быкова пыталась что—то вспомнить, – Варвара Соловьёва, – наконец вспомнила хозяйка, – из Курской губернии, я ее Курским соловьем прозывала.

– Она не говорила, где остановилась и зачем заходила?

– Сказала, что с оказией приехала в столицу, вот решила зайти по старой памяти, мы с ней, – девушка бросила боязливый взгляд на Устинью, – я ее чаем попотчивала, она похвасталась, что приехала с мужем, что он красавец, стройный, словно гвардеец, что на посту на Дворцовой.

– Это становится любопытным, более ничего не говорила?

– Нет, – она украдкой бросала взгляды на хозяйку, – может это, она проговорилась, что остановились там, где много земляков.

– Позвольте отказаться от чая, – обратился Путилин к купчихе, – дела службы.

– Не смею задерживать.

– Хотя голова у меня до сих пор болит, господин Путилин, – произнёс Пожарский, когда шли к экипажу. – Но все—таки соображения имею. Значит, вы меня на показ возили, имея в подозрении, что я преступник.