Петербургский сыск. 1870 – 1874

Путилин расплатился, небрежно показав большую пачку банкнот, едва поместившуюся в кармане пиджака. Он поднялся, задев миску, которая с грохотом покатилась по полу, пошел, шатаясь из стороны в сторону к выходу. Уже у самой двери отметил, что половой подскочил к мужчине со шрамом и шепнул что—то на ухо. Тот поднялся, действительно оказался не малого роста, да и рука, как молот в кузне.

Сумерки начали завоевывать город, на небе появились первые звезды. На улице еще был люд, но не так, как днем, когда суетливая жизнь вступает в свои права и все отягощены заботами.

Иван Дмитриевич чувствовал себя не настолько опьяневшим, большая часть вроде бы выпитого зелья была действительно поглощена подсевшим Дмитрием. Благо чарки непрозрачные, а там дело за небольшим. Со стороны кажется, что собеседники пьют вровень и косеют одинаково, но голова начальника сыска остается довольно ясной.

В ту минуту, когда Путилин свернул из Свечного в проходной двор, он видел прижимающегося к каменной кладке и следующего вдоль стены за ним того здоровяка из трактира. Неприятный холодок пробежал по спине начальника сыска, хоть он и привыкший к любым поворотам событий, но все же нехорошее чувство начало подниматься изнутри и приятного становилось мало играть роль загоняемого зверя в такой охоте. Ускорять шаг нельзя, приходиться изображать выпившего лишку, иначе преследователь может заподозрить неладное. Может быть он и не виновен в трагедии, разыгравшейся в комнате Сергеева, зато появляется возможность задержать человека, оставившего по всей видимости без денег не одного забредшего с тугим кошелем в это не такое уж тихое место.

«Зря, – пронеслось в голове, – не поставил поблизости агентов! Зря! – посетовал на самого себя, – одному мне его не одолеть. Городовому долго объяснять, а этот видимо хорошо знает окружающие улицы и проходные дворы. Плохо!»

Хоть Иван Дмитриевич и изображал вполне пьяного человека, но не терял из виду темную фигуру, тихо скользящую вдоль холодных стен. Начальник сыска нащупал в кармане брюк и зажал в ладони стопку копеечных монет, зашитых в грубую ткань, единственное оружие, взятое с собой.

Чуткий слух улавливал позади дыхание, здоровяк уже не таился. Значит в сию или следующую минуту должен нанести с удар.

Путилин обернулся и перед собою увидел искаженное лицо, занесенную руку с чем—то длинным и черным. И в то же мгновение на плечах у преследователя повисли двое, третий упал под ноги и вся компания, перемежая звук борьбы с неприличными словами, грохнулись на булыжник. Спустя минуту они, тяжело дыша, поднялись.

– Иван Дмитрич, – прозвучал над ухом голос помощника, – слава Богу, Вы целы.

– Как? – только и сумел от изумления произнёсти Путилин.

– Мы ж за Вами с самого трактира идем и этого, – зло метнул взгляд на здоровяка, у которого руки были охвачены наручниками, – видели, как он следом тенью выскользнул и таился темными углами. Теперь на Офицерскую?

– Пожалуй, – сердце барабанной дробью стучало в груди. Молодец Мишка, хорошая растет смена.

Иван Дмитриевич распорядился, чтобы из трактира привезли полового и того пьяного соседа по столу.

На Офицерской начальник сыска привел себя в порядок, переоделся в свой цивильный костюм, выпил стакан крепко заваренного чая и только после велел к нему в кабинет доставить трактирного молодца.

– Ну здравствуй, – бросил взгляд в окно, за которым в права вступила петербургская ночь, – раз мы не сумели поздороваться и завести знакомство. Меня зовут Иван Дмитриевич Путилин, на сей час являюсь начальником сыскной полиции.

– Наслышан, – басом произнёс допрашиваемый.

– Тогда приступим без предисловий к делу. Для начала хотелось бы услышать твое имя, данное тебе, и фамилию.

– Допустим Иван Иванов, – скривил рот в ухмылке.

– Тогда и разговора у нас не получиться.

– Да я и не стремлюсь.

– Хорошо.

– За чем ты за мной шел?

– Как зачем? Домой я всегда этой дорогой возвращаюсь.

– Поверю, но почему таился?

– Дак края наши опасные, мало ли что, – пожал саженными плечами.

– Поверю, – уже улыбка появилась на губах Путилина, – а зачем прутом на меня замахнулся?

– Дак, от боязни, – с насмешкой смотрел в глаза начальнику сыска, – вижу, Ваше Благордие поворачивается ко мне, ну я с испугу и замахнулся.

– Складно.

– Чего складно, истинная правда, вот те крест, – он перекрестился лопатообразной рукой.

– Может я и поверил бы, да ты ведь и имя свое скрываешь, я мыслю: есть отчего.

– Нету на мне ничего, – насмешливость не исчезала, – чист, аки ангел небесный. Загулял, деньги артельные пропил, да и паспорт свой загубил, в этом—то и одном моя вина.

– Поверю, – позвал своего помощника, – вот Иван Иванов тебе поведает: откуда он родом, а ты телеграфируй, чтобы подтвердить твои слова, – он обратился к задержанному, – или не стоит бумагу переводить?

Назвавшийся Ивановым только засопел.

– Отведи его в камеру.

На том же месте, где четверть часа тому, сидел юркий хрупкий половой, утирая нос рукавом.

– Значит, Антошкой тебя прозывают?

– Угу, – сквозь всхлип протянул парнишка.

– Утрись, – нахмурился Путилин, – не след сопли распускать.