Петербург - нуар. Рассказы

В темном холле она разбудила мальчишку-студента, дремавшего на клавиатуре ноутбука. Не выразив гостям дежурной радости, портье зевнул, почесал футболку, на которой мыши распивали пиво, и сказал, что номеров нет. Женщина назвала код бронирования. Портье постукал ногтем по клавиатуре, опять зевнул и потребовал документы. Из американского паспорта переписал русскую фамилию, отказался прокатывать «American Express», принял «Visa», швырнул на стойку ключ, такой же древний, как сам дом, и потерял к гостям всякий интерес. Подхватив багаж, а другой рукой — засыпающую спутницу, женщина поднялась на этаж.

Сайт бронирования обещал очаровательный уголок в самом сердце Петербурга, «где каждый камень помнит о богатой истории», а также комфорт, уют, разумные цены и чудесный вид из окна. Открылась узкая комнатенка, пропитанная ароматом грязных носков. Окна, выходившие на глухой дворик с помойкой, кое-как закрывал дырявый тюль. К стенам приткнулись раздельные кровати, застланные серыми одеялами. Постельное белье, застиранное до грязно-желтого цвета, сложено стопкой на подоконнике. Дверца платяного шкафа, держась на одной петле, жалобно попискивала. Над краном горячей воды скотчем приделано объявление: «Отключено до сентября». Но уют не вызвал в обеих леди ожидаемого ужаса. Ребенок еле доплелся до кровати и упал, не раздеваясь. А женщине был нужен именно этот отель.

Не тронув багаж, она присела на краешек матраца. Десятичасовой перелет из Чикаго с жесткой турбулентностью над Балтийским морем одолела, не заметив. Но сейчас надо было еще раз убедиться: обратного пути нет, ты должна идти до конца. Иначе всю оставшуюся жизнь не простишь себе.

Сняв наручные часы, она дала себе ровно сто двадцать секунд тишины и покоя. Чтобы придержать обороты нервного напряжения, все более овладевавшего ею. Она стала медленно дышать, как научили, стараясь вычистить из головы все мысли.

Ее звали Кэт. При рождении ее нарекли Екатериной Ивановной, но, сколько себя помнила, всегда была Кэт. Так она захотела. В Америку попала в годовалом возрасте, куда родители спаслись из-под обломков Советского Союза. И смогла вырасти обычной американкой. Только язык сохранила. Дома с ней говорили по-русски и заставляли читать русских классиков. Кэт всегда считала это блажью стариков: знать трудный славянский язык в современном мире бесполезно. Но внезапно язык пригодился. Иначе она бы не решилась.

Время вышло. Стараясь шумом не разбудить Ани, Кэт раскрыла чемодан. Переоделась в удобные джинсы и прочные кроссовки, надела плотную футболку, на нее спортивную куртку, потрогала левый рукав, словно в нем что-то было, натянула бейсболку и превратилась в обычную девушку из толпы, каких тысячи. Лучший камуфляж для города, как ей наглядно объясняли. Дверь номера закрыла на все обороты, но ключ оставила у себя.

К Сенной площади вел горбатый мостик, перекинутый через канал Грибоедова. Кэт шла медленно, оглядываясь. Возвращение в город, в котором родилась, не вызвало эмоций. Восторгов умиления тоже. Все ее чувства были отданы другому, более нужному делу: Кэт привязывала реальные улицы к тем, что изучала по снимкам в Google Earth.

Площадь пустовала Редкие машины прорезали асфальтовое пространство, не замечая светофоров. Кэт остановилась на углу Сенной и закрыла глаза, чтобы ничто не отвлекало. Она ждала сигнала, который был той ниточкой, что привела сюда. Тайный голосок заставил ждать, но все же ответил. Слабо, еле слышно, но четко. Хороший знак за долгие недели ожидания.

Она разжала веки.

Читая с отвращением Достоевского, Кэт запомнила, что на этой площади убийца Раскольников падал на колени и просил у народа прощения. Теперь это ему вряд ли удалось бы. Свободные места заняли автостоянки. Но куда сильнее поражала нереальность вида. В дальнем конце Сенной возвышался айсберг ртутного стекла торгового центра. Сразу за ним виднелись красные руины кирпичных стен. Другой конец площади подпирал римский особняк с колоннами из классической эпохи. Чуть ближе выползало многоэтажное чудище начала прошлого века. Напротив него торчал пятиэтажник с башенкой, как на бульварах Парижа. А под ними — торговые павильоны с покатыми металлическими крышами, как век назад, когда здесь кипел рынок и стояли телеги с сеном. Как будто на этой площади прорвались дыры времени разных столетий.

Впечатление было сильным и враждебным. Лично для нее. Чем именно? Кэт не могла понять. Какая-то чужая сила пряталась за каждым углом и наблюдала за ней — незваной. Она поежилась, словно разыгрался утренний холодок.

Время около семи, но народу не слишком прибавилось. Лишь старик, закутанный в обрывки, толкал тележку, набитую грязными свертками. У него под ногами прошмыгнула тень. Кэт не сразу поняла, что это такое. Она не боялась ни мышей, ни хомячков, но увидеть в центре европейского города живую крысу было дико. Серый зверек прижался к порогу мясного магазина, понюхал воздух и неторопливо отправился по своим делам.