Петер Каменцинд. Под колесом. Гертруда. Росхальде

– Пожалуй.

– Когда в семинарию?

– Только в сентябре. Сейчас каникулы.

Пусть завидуют. Его даже не обидело, когда на заднем плане послышались смешки и кто-то пропел:

Мне б перинку Лисабеты,
Старостиной дочки!
Я бы тоже целый день
Полеживал, как кочка.

Он только посмеялся. Мальчишки между тем разделись. Один сразу же прыгнул в воду, другие сперва осторожно охладились, кое-кто прилег на траву. Потом восхищенно наблюдали за хорошим ныряльщиком. Коварно столкнули в воду трусоватого приятеля, и тот вопил благим матом. Все гонялись друг за другом, бегали и плавали, обливали водой тех, что сидели на берегу. Кругом шумный плеск да гомон, по всей реке блестели светлые, мокрые, гладкие тела.

Часом позже Ханс ушел. Наступили теплые вечерние часы, когда рыба снова хорошо клюет. До ужина он удил с моста, однако почти ничего не поймал. Рыбы алчно устремлялись к наживке, вмиг сжирали ее, только вот на крючок не попадались. Наживлял-то он вишни, очевидно слишком крупные и мягкие. «Лучше еще разок попытать счастья попозже», – решил он.

Как он узнал за ужином, множество знакомых приходили с поздравлениями. Еще ему показали сегодняшний выпуск еженедельной газеты, где под рубрикой «Официальные сообщения» было напечатано: «На приемный экзамен в теологическую семинарию нижней ступени наш город послал в этом году одного-единственного кандидата – Ханса Гибенрата. Мы только что с радостью узнали, что он выдержал испытания вторым».

Он сложил газету, сунул ее в карман и не сказал ни слова, но в глубине души его переполняли гордость и ликование. Потом он опять пошел удить рыбу. На сей раз прихватил для наживки несколько кусочков сыра; рыба любит сыр и в сумерках хорошо его видит.

Ореховую удочку он оставил дома, взял снасть попроще. Так ему нравилось рыбачить больше всего: просто держать в руке лесу без удилища, удочка состояла лишь из лесы и крючка. Удить этак труднее, но и намного веселее. Тут владеешь малейшим движением наживки, чувствуешь каждое к ней прикосновение, каждую поклевку и при подергивании лесы прямо воочию видишь перед собой рыбу. Конечно, в такой ловле требуются навык, ловкие пальцы и постоянная бдительность, как у шпиона.

В узкой, глубокой и извилистой речной долине сумерки наступали рано. Вода под мостом лежала черная и спокойная, на нижней мельнице уже засветили лампы. Разговоры и песни разносились по мостам и улочкам, в воздухе еще ощущалась духота, и в реке то и дело, ударив хвостом, выскакивала из воды темная рыба. В такие вечера рыбы странно взбудоражены, беспорядочно мечутся туда-сюда, выпрыгивают из воды, налетают на лесу и вслепую кидаются на наживку. К тому времени, когда сыр кончился, Ханс успел поймать четырех небольших карпов; завтра он отнесет их городскому пастору. Теплый ветерок пробежал вниз по долине. Быстро темнело, но небо пока было светлое. От всего темнеющего городка в светлую высь поднимались лишь резкие черные силуэты церковной колокольни и крыши замка. Где-то далеко явно разыгралась гроза, порой едва внятно доносился раскат отдаленного грома. В десять часов, укладываясь в постель, Ханс ощущал в голове и во всем теле приятную усталость и очень хотел спать, чего с ним давненько не бывало. Длинная череда чудесных, привольных летних дней успокоительно и заманчиво маячила впереди – дни для прогулок, купания, рыбалки, мечтаний. Огорчало его только одно – что он не стал самым первым.

Ранним утром Ханс со своим уловом уже стоял в передней дома городского пастора. Пастор вышел из кабинета:

– Ах, Ханс Гибенрат! Доброе утро! Поздравляю, от всей души поздравляю… Что это у тебя?

– Просто немного рыбы. Я вчера наловил.

– Ба, скажите пожалуйста! Большое спасибо. Да заходи же.