Пьесы

Где-то на полпути к небу звучит голос взволнованной Анеты.

ГОЛОС АНЕТЫ. Господи, только бы он жил! Только бы жил! Близко к нему не подойду! Пусть со своей Аксиньей живет, пусть деток растит... Бедненький мой, только бы жил...

ДУНЯ. Как на грех — ни души! Поди знай, где тут сворачивать!

ПЕТРОВ. Аксюша, светик мой!

ГОЛОС АНЕТЫ. Господи, за что мне это? Не любила же его — а теперь, кажется, сама за него помереть готова... Баловство было, одно баловство... Лизка-дура подбивала... Да голос его ангельский в душу проник... Господи, бывало ли такое, чтобы любить за голос?

ДУНЯ. Довезем живым — всем святым свечек понаставлю!

ГОЛОС АНЕТЫ. И Юнону станцевать...

ДУНЯ. Милостыньку раздам!

ГОЛОС АНЕТЫ. Только бы жил, Господи! А я его услышу изредка, как он поет, — мне и того довольно... Не дай ему помереть без покаяния, Господи!..

ДУНЯ. Приехали, приехали!

Она выскочила из кареты и скрылась во мраке.

ГОЛОС АНЕТЫ. Вот и все, Господи...

Анета быстро поцеловала полковника Петрова в губы прощальным поцелуем, и тут же появились Дуня, Аксинья и Прасковья с фонарем.

ДУНЯ. Барина своего принимайте. Насилу довезли.

Прасковья, передав фонарь Аксинье, даже не сразу осознавшей, чего от нее хотят, вместе с Дуней кое-как выволокла из кареты полковника Петрова.

АКСИНЬЯ. Андрюшенька! Да что это с ним?

ДУНЯ. Поветрие, барыня. Бегите, постель ему стелите, за доктором посылайте!

АКСИНЬЯ. Андрюшенька!

Она кинулась к мужу, но была отодвинута сильной рукой Прасковьи.

ДУНЯ. Совсем плох, доктор-немец велел батюшку звать для глухой исповеди... Чтобы ему не помереть без покаяния...

ПРАСКОВЬЯ. Отойди, сударыня — мешаешь... А ты, девка, подсобляй...

Они, с двух сторон обняв полковника Петрова, буквально понесли его прочь. Аксинья словно обмерла — и вдруг кинулась следом.

АКСИНЬЯ. Андрюшенька!..

Тут из кареты выпрыгнула Анета и, догнав, ухватила ее за плечо.

АНЕТА. Аксюша!.. Вот, бумажка — доктор написал... к аптекарю пошлите...

Аксинья уставилась на подружку былых времен и насилу ее признала.

АКСИНЬЯ. Ты это? Ты?.. Так он у тебя был?..

АНЕТА. Бумажка вот, лекарство вели принести... Немец герр Гринфельд написал...

АКСИНЬЯ. Так он с тобой был?

АНЕТА. Возьми бумажку-то, за лекарством пошли...

Она силком вжала листок в руку Аксинье и кинулась обратно в карету.

Сцена пятая

Спальня в доме Петровых. Полковник Петров лежал на постели, укрытый одеялом. Его одежда кое-как висела на стуле. Аксинья сидела с ним рядом, держа его за руку. Вошла Прасковья.

ПРАСКОВЬЯ. Ну-ка, встань, сударыня, батюшка пришел, потом до утра хоть с барином сиди.

АКСИНЬЯ. Нет, нет, оставь меня...

Появился, на ходу оглаживая волосы и бороду, молодой священник в скромном облачении — отец Василий.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Веди ее прочь. Давно он без памяти?

ПРАСКОВЬЯ. Таким и привезли.

Прасковья, поставив свечу на уборный столик, наклонилась и силой подняла хозяйку. Батюшка склонился над полковником Петровым, замер, склонился еще ниже. Выпрямился.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Веди, веди ее прочь!

То ли голос отца Василия невольно дрогнул, то ли Аксинью осенило — но она кинулась к Андрею Федоровичу, распласталась по широкой постели, обхватила его руками и прижалась щекой к груди.

АКСИНЬЯ. Нет, нет! Сейчас Даша лекарство принесет! Отойдите, не троньте его!

Отец Василий поглядел на Прасковью и покачал головой.

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ. Твоя воля, Господи... Опоздали...