Пестрота отражений

– Как мы успели понять, – дрожащим от раздражения, но тихим голосом пояснила Хотон-хон, – его приволок невесть откуда некий охотник с восточного побережья. Филин спугнул его, когда он возвращался домой. С клеткой. Охотник сбежал. А полиция вместо того, чтобы ловить его и допрашивать, у кого он украл младенца и жива ли мать, погнались за мной с требованием изолировать опасного зверя.

По её интонации Исар понял, что сейчас тут станет жарко и громко.

– Тс-с-с, Алёночка спит, – предупредил Байч-Харах. И, отклонившись, чтобы видеть других подчинённых за женой, кивнул им: – Можете все идти.

– Но Ахмад-хон, мы не можем вас оставить с хищником…

– Это слепой котёнок, – тихо рыкнул Байч-Харах.

Хотон-хон снова встала. На её бледном лице было видно каждую венку, а поджатые губы подрагивали.

– Если я ещё раз, – с расстановкой произнесла она, – услышу что-то про то, как он опасен, – она сделала шаг в сторону полицейских и охранников, и они отодвинулись, – я вас каждого прокляну.

В наступившей тишине Байч-Харах обратился к сыну:

– Позови Чачу.

Странноватый секретарь явился буквально через минуту – в течение которой Хотон-хон взглядом удерживала охранников на расстоянии, – и хотя время было уже позднее, при полном параде. Он протиснулся между охранниками и впитал представшее взгляду зрелище.

– Что Ахмад-хон хочет, чтобы я сделал? – уточнил он.

– Позови Ирнчина и тихо в коридоре напомни ему и его сотрудникам о правах хозяев леса. И – я буду заказывать с кухни, проследи, чтобы пропустили.

Чача коротко кивнул и выскользнул в коридор звонить.

Исар молча наблюдал, как Байч-Харахово семейство стояло стеной между демонёнком и охраной, пока не явился глава службы безопасности, выслушал сухое и монотонное цитирование соответствующих пунктов гражданского кодекса и неохотно отозвал своих людей. Дверь закрылась, и стало совсем тихо.

– Котёнок не слепой, – первым нарушил молчание Исар. Сидя напротив Байч-Хараха, он заметил, как зверь открыл маленькие мутноватые глазки.

– А я не знаю, они, может, и не слепыми рождаются, – заметил Байч-Харах, не выпуская из рук пушистый комок. – Лизунь, позвони… а.

Хотон-хон уже приложила телефон к уху.

– Хос, дуй к нам, у нас ситуация.

14. Лиза

Хосу не впервой помогать решать проблемы других хозяев леса, и он уже привык выступать в роли чего-то среднего между адвокатом и психотерапевтом, причём для обеих сторон, но при виде котёнка на руках у Азамата он прижимает руками уши и отшатывается.

– Вы с ума сошли, – сипит он. – Где вы её взяли?

– Отбили у браконьера. А это кошечка?

– Это покойник, – мрачно заявляет Хос, и я вздрагиваю. – И вы тоже, когда её родители до вас доберутся.

– Чё сразу покойник? – возмущается Кир.

– А чем вы её кормить будете? – с убитым выражением спрашивает Хос. – Если обычным молоком, овцы там или козы, она сдохнет назавтра.

– Может, детской смесью? Человеческой? – хмурюсь я, срочно вбивая в поисковик вопрос про химический состав молока леопарда, но, к сожалению, слово “леопард” приспособил к линейке своих продуктов производитель питательных смесей для домашних кошек, так что ничего ближе к делу я не нахожу. – А ты помнишь, какое на вкус ваше молоко?

Хос мотает головой.

– Мне мамка ни разу не дала попробовать, когда сестра маленькая была. А себя мелким не помню…

– А сейчас она твою сестру молоком не кормит? – уточняет Азамат, хотя мы и так знаем, что нет: Хос носит матери в лес только мясо или масло, а молоко она вне лактационного периода употреблять не может. Эволюционный смысл этого остаётся для меня загадкой – разве только самка своё же молоко слизывает, но выяснить этот вопрос пока не удаётся. Хос с возрастом почти перестал есть молочные продукты, разве что один из земных целителей с непереносимостью иногда делится с ним безлактозным йогуртом.

Я бросаю листать страницу за страницей ссылок на продукцию брэнда “Леопард” и начинаю звонить в зоопарки и сафари-парки. Должны же какие-то люди знать, чем выкармливать маленьких леопардов.

– Мы ей дали немножко пресного бульона, – поясняю, пока вишу на линии. – Понимаю, что неидеально, но кто знает, как давно её не кормили вообще.

Хос никак не реагирует и смотрит на котёнка со смесью жалости и страха. Меня беспокоит, что зверёк молчит и почти не двигается, хотя глазки открыты. Звонок сбрасывается, и я тут же пробую следующий.

– Я тебе говорю, без толку, – сипит Хос. – Если мамка кормить не может, то всё, больше никак. Если б она уже мясо могла есть, а так… Ей дюжина дней самое большее. И ещё вылизывать надо обязательно, иначе заболеет.

– Вылизывать – это только если ты, – замечает Кир.

Хос отворачивается и садится на ковёр к нам спиной.

– Я не могу. Она сдохнет. Я так не могу.

Я прозваниваюсь и начинаю объяснять сотруднику сафари-парка нашу проблему, но их ветеринар сейчас недоступен.

Возвращается Чача с докладом, что мозги полиции и службе безопасности вправлены. Он замирает, странно глядя на Азамата с котёнком на руках – не выжидательно, а как-то недоверчиво. Я соображаю, что обзвон зоопарков можно делегировать ему.