Пестрота отражений (СИ)

— Как мы успели понять, — дрожащим от раздражения, но тихим голосом пояснила Хотон-хон, — его приволок невесть откуда некий охотник с восточного побережья. Филин спугнул его, когда он возвращался домой. С клеткой. Охотник сбежал. А полиция вместо того, чтобы ловить его и допрашивать, у кого он украл младенца и жива ли мать, погнались за мной с требованием изолировать опасного зверя.

По её интонации Исар понял, что сейчас тут станет жарко и громко.

— Тс-с-с, Алёночка спит, — предупредил Байч-Харах. И, отклонившись, чтобы видеть других подчинённых за женой, кивнул им: — Можете все идти.

— Но Ахмад-хон, мы не можем вас оставить с хищником…

— Это слепой котёнок, — тихо рыкнул Байч-Харах.

Хотон-хон снова встала. На её бледном лице было видно каждую венку, а поджатые губы подрагивали.

— Если я ещё раз, — с расстановкой произнесла она, — услышу что-то про то, как он опасен, — она сделала шаг в сторону полицейских и охранников, и они отодвинулись, — я вас каждого прокляну.

В наступившей тишине Байч-Харах обратился к сыну:

— Позови Чачу.

Странноватый секретарь явился буквально через минуту — в течение которой Хотон-хон взглядом удерживала охранников на расстоянии, — и хотя время было уже позднее, при полном параде. Он протиснулся между охранниками и впитал представшее взгляду зрелище.

— Что Ахмад-хон хочет, чтобы я сделал? — уточнил он.

— Позови Ирнчина и тихо в коридоре напомни ему и его сотрудникам о правах хозяев леса. И — я буду заказывать с кухни, проследи, чтобы пропустили.

Чача коротко кивнул и выскользнул в коридор звонить.

Исар молча наблюдал, как Байч-Харахово семейство стояло стеной между демонёнком и охраной, пока не явился глава службы безопасности, выслушал сухое и монотонное цитирование соответствующих пунктов гражданского кодекса и неохотно отозвал своих людей. Дверь закрылась, и стало совсем тихо.

— Котёнок не слепой, — первым нарушил молчание Исар. Сидя напротив Байч-Хараха, он заметил, как зверь открыл маленькие мутноватые глазки.

— А я не знаю, они, может, и не слепыми рождаются, — заметил Байч-Харах, не выпуская из рук пушистый комок. — Лизунь, позвони… а.

Хотон-хон уже приложила телефон к уху.

— Хос, дуй к нам, у нас ситуация.

14. Лиза

Хосу не впервой помогать решать проблемы других хозяев леса, и он уже привык выступать в роли чего-то среднего между адвокатом и психотерапевтом, причём для обеих сторон, но при виде котёнка на руках у Азамата он прижимает руками уши и отшатывается.

— Вы с ума сошли, — сипит он. — Где вы её взяли?

— Отбили у браконьера. А это кошечка?

— Это покойник, — мрачно заявляет Хос, и я вздрагиваю. — И вы тоже, когда её родители до вас доберутся.

— Чё сразу покойник? — возмущается Кир.

— А чем вы её кормить будете? — с убитым выражением спрашивает Хос. — Если обычным молоком, овцы там или козы, она сдохнет назавтра.

— Может, детской смесью? Человеческой? — хмурюсь я, срочно вбивая в поисковик вопрос про химический состав молока леопарда, но, к сожалению, слово «леопард» приспособил к линейке своих продуктов производитель питательных смесей для домашних кошек, так что ничего ближе к делу я не нахожу. — А ты помнишь, какое на вкус ваше молоко?

Хос мотает головой.

— Мне мамка ни разу не дала попробовать, когда сестра маленькая была. А себя мелким не помню…

— А сейчас она твою сестру молоком не кормит? — уточняет Азамат, хотя мы и так знаем, что нет: Хос носит матери в лес только мясо или масло, а молоко она вне лактационного периода употреблять не может. Эволюционный смысл этого остаётся для меня загадкой — разве только самка своё же молоко слизывает, но выяснить этот вопрос пока не удаётся. Хос с возрастом почти перестал есть молочные продукты, разве что один из земных целителей с непереносимостью иногда делится с ним безлактозным йогуртом.

Я бросаю листать страницу за страницей ссылок на продукцию брэнда «Леопард» и начинаю звонить в зоопарки и сафари-парки. Должны же какие-то люди знать, чем выкармливать маленьких леопардов.

— Мы ей дали немножко пресного бульона, — поясняю, пока вишу на линии. — Понимаю, что неидеально, но кто знает, как давно её не кормили вообще.

Хос никак не реагирует и смотрит на котёнка со смесью жалости и страха. Меня беспокоит, что зверёк молчит и почти не двигается, хотя глазки открыты. Звонок сбрасывается, и я тут же пробую следующий.

— Я тебе говорю, без толку, — сипит Хос. — Если мамка кормить не может, то всё, больше никак. Если б она уже мясо могла есть, а так… Ей дюжина дней самое большее. И ещё вылизывать надо обязательно, иначе заболеет.

— Вылизывать — это только если ты, — замечает Кир.

Хос отворачивается и садится на ковёр к нам спиной.

— Я не могу. Она сдохнет. Я так не могу.

Я прозваниваюсь и начинаю объяснять сотруднику сафари-парка нашу проблему, но их ветеринар сейчас недоступен.

Возвращается Чача с докладом, что мозги полиции и службе безопасности вправлены. Он замирает, странно глядя на Азамата с котёнком на руках — не выжидательно, а как-то недоверчиво. Я соображаю, что обзвон зоопарков можно делегировать ему.