Песня длиною в жизнь

— Ты не понимаешь, о чем здесь говорится на самом деле. Ты не передаешь смысл моих строк. Поэтому мои рифмы в твоем исполнении начинают звучать так же ужасно, как и твой язык сточных канав.

А она-то гордилась тем, что бегло читала! Недовольство Раймона больно ранило ее.

— Тогда напиши что-нибудь другое!

И Раймон решил ей польстить:

— У тебя чудесный голос, девочка моя, но ты искажаешь смысл моих стихов. Ты хоть понимаешь, какую мысль я пытаюсь донести через этот текст?

— Ха! — вызывающе отвечала она.

Еще ей хотелось добавить, что она далеко не так глупа, как он, по-видимому, считает. На все его замечания она реагировала высокомерно, даже если знала, что он прав, а прав он бывал всегда.

Именно Раймон попросил ее ежедневно заниматься улучшением дикции с карандашом или пробкой, зажатыми между зубами. Иву она велела делать то же самое в качестве домашнего задания.

— Всегда нужно начинать с самых простых вещей и не сдаваться, — объяснила она. — Иначе ты никогда не перестанешь тянуть гласные в каждом слове.

По его реакции она видела, что он ей не поверил. Так же, как в свое время она не поверила Раймону. Но Ив не стал с ней спорить. После того как он ушел, она взяла карандаш, которым он пользовался во время урока, и прижалась к нему губами. Но во рту остался только лишь вкус дерева и графитового стержня. С отвращением Эдит выбросила карандаш в мусорное ведро.

Конечно, Ив не мог изменить свою дикцию так быстро, как того требовала Эдит. Ведь оставалось всего десять дней до премьеры в «Мулен Руж». Но он очень старался и стал петь намного лучше. Его марсельский говор пропадал во время пения, но сразу же возвращался в речи. Кроме того, он не успел бы освоить свежий репертуар за такое короткое время, даже если бы Эдит предоставила в его распоряжение тексты новых песен.

Ей пришлось довольствоваться тем, что было доступно именно в этот момент: тембром его голоса и предыдущей программой. Однако это не означало, что она отказалась от плана максимально использовать талант Ива, несмотря на ограниченное время.

— Ты слишком много жестикулируешь, — такими словами она прервала его пение.

Он стоял посреди комнаты, а она медленно ходила вокруг него. Из-за отсутствия пианино он пел а капелла.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он удивленно.

— Если ты позволяешь своим рукам двигаться так высоко и так далеко от тела, рано или поздно тебе придется опускать их обратно. Понимаешь, это выглядит не очень красиво, — попытавшись скопировать его драматический жест, она замахала руками и стала похожа на циркового клоуна, виденного ею в детстве.

Эта насмешка, да еще и в виде пародии, казалось, очень разозлила его. Окаменев, он смотрел на нее сверху вниз. На его лбу выступила испарина.

— Спой припев еще раз и не шевелись, просто стой там, где стоишь, — продолжила она. Свое требование она подкрепила тем, что встала на цыпочки и крепко обняла его. Со стороны казалось, что он — маленький ребенок, которого она хочет удержать от баловства, а не взрослый мужчина, к тому же на сорок сантиметров выше нее. В следующий момент она поняла, каким страстным был ее жест. Она почувствовала тепло тела Ива, ощутила мужской запах. То, что должно было стать уроком сценического мастерства, стремительно превращалось в любовную сцену. Она на мгновение прикрыла глаза, а когда снова открыла их, ее веки предательски дрогнули.

— Попробуй! Спой еще раз! — потребовала она.

Он вздохнул — и с его губ сорвался лишь сдавленный хрип, а не слова песни. В конце концов он так и не выполнил того, о чем она его просила. Эдит подумала, что слишком явное его подчинение, пожалуй, разочаровало бы и ее. И все-таки, что же его больше смущало: ее требования или ее объятия?

— Я не могу дышать, — наконец произнес он. — Ты слишком меня сдавила.

Она посмотрела на него, опасаясь увидеть в ответ его серьезный взгляд. Но глаза Ива предательски блестели, а уголки рта подергивались. Она отпустила его, и в следующий момент оба буквально задохнулись от громкого хохота. Смеясь, он утер лоб.

— Ну ладно. Я пою еще раз и не шевелюсь. Обещаю!

— Я не это имела в виду, — сказала она с притворным раздражением. — Ты не швабра, чтобы стоять неподвижно. Конечно, ты должен двигаться, но всегда помни, что ты поешь не в опере. Твои руки должны подчеркнуть слова, которые ты произносишь, а не перечеркивать их. Тебе нужно постоянно упражняться, Ив.

— Хорошо.