Песнь Сорокопута

Я посмеялся, хоть это мне давалось с трудом.

– Принести тебе что-нибудь?

– Нет, просто посиди со мной, пока я не вырублюсь. Когда ты вернулся?

– Час назад. – Скэриэл уселся полубоком на полу, облокотившись на кровать.

– Сильвия рассказала отцу про тебя и Оливера.

– Что именно? – непринуждённо спросил он.

Лунный свет из окна падал на письменный стол и немного – на длинные ноги Скэриэла. Он был в порванных на коленках джинсах и разных носках. Я почти наверняка знал, что его обувь в моей ванной. Теперь он старался лишний раз не оставлять грязные следы в комнате, особенно после того, как испортил тетради, наступив на них.

– То, как вы вместе покоряли моё окно, – неохотно пояснил я.

В темноте раздался тихий смех.

– Он, наверное, рвал и метал? – весело предположил Лоу.

– Не то слово. Выгнал Кевина…

– А Кевина за что?!

– Тише ты, – шикнул я. – Он, оказывается, пытался нас прикрыть.

– Твой отец серьёзно его выгнал? – спустя пару минут молчания спросил Лоу.

– Полагаю, что да.

– Это нечестно.

– Ещё он… – Я не знал, как закончить фразу. – Был зол и на тебя…

– Сказал, чтобы ты больше со мной не общался?

– Ну… да.

– Я знал, что со временем его терпению придёт конец. И что ты решил?

– Ещё ничего…

Скэриэл вздохнул, но не произнёс ни слова. Наше обоюдное молчание давило мне на мозги, всё ещё плавящиеся от жара.

– Что ты думаешь насчёт этого? – тихо спросил я, не дождавшись ответа.

– Всё будет так, как ты скажешь. Если послушаешься своего отца, то мы закончим наше общение, я больше не буду к тебе приходить, звонить, писать, – обыденным тоном перечислял Скэриэл, как будто список покупок зачитывал. Меня это разозлило.

– Я не хочу этого, – твёрдо произнёс я в ответ.

– Тогда другой вариант. Будем скрывать дружбу.

– Так я тоже не хочу, – чуть раздражённо воспротивился я. – Я не стыжусь того, что дружу с тобой.

Я нечётко видел лицо Лоу, но мне показалось, что он улыбается.

– Готье. – Скэриэл непринуждённо положил руку рядом с моей так, что я чувствовал тепло его тела. – Всё будет так, как ты решишь. Ты мой лучший друг. Только тебе решать.

Прикрыв глаза, я проговорил:

– Я засыпаю. – Мне захотелось сменить тему, пока мы не дошли до признания в вечной любви друг к другу. – Останешься?

– Да, но уйду через… – Лоу вытащил из карманов джинсов телефон и проверил время; его лицо озарила яркая вспышка света, он выглядел уставшим, как и я. – Через четыре часа. Поставлю будильник.

– Не заразишься от меня? – спросил я, отодвигаясь.

– Вы, чистокровные, от любой мелочи болеете, – фыркнул он, снимая футболку, затем стянул джинсы. – Я уже успел в дороге подхватить заразу, но быстро оклемался.

– Как твоя поездка в школу?

– Как всегда, всё о’кей. – Он лёг на кровать и потянулся к одеялам, которые я скинул и скомкал ногами.

– Не надо. – Я слабо остановил его попытки меня укрыть. – Слишком жарко.

– Надо всё равно укрыть тебя чем-нибудь. – Он поднялся, подошёл к шкафам и принялся по-хозяйски рыться в них. – Ты прям как печка. – Он вытянул что-то и воскликнул: – Нашёл!

Через секунду я уже был укрыт лёгкой простынёй.

– Так-то лучше, – довольно проговорил он, укладываясь рядом.

– Спасибо, – сонно зевнул я. – Хотел рассказать, что произошло, пока тебя не было.

– Спи, – тихо сказал Лоу. – Завтра расскажешь.

Я закрыл глаза и моментально отключился.

XIX

Эдвард, сидевший перед Скэриэлом, достал очередную репродукцию – орёл, расправивший крылья, устремил взгляд вверх; рисунок сделан чёрным мелом – и показал Скэриэлу.

Тот довольно произнёс:

– Это точно Питер Пауль Рубенс. Кажется, «Капитолийский орёл»… Дай-ка подумать. – Он закусил губу, напряжённо рассматривая картину, затем неуверенно произнёс: – Могу ошибаться, но, кажется, тысяча шестисотый год, он тогда ещё в Италию переехал. Помню, что Рубенс много упражнялся в графическом рисунке.

Кивнув, Эдвард одобрительно прочитал из раскрытой энциклопедии по искусству, которую он использовал для того, чтобы экзаменовать Лоу:

– Тысяча шестьсот первый – шестьсот второй. Почти верно.

– Нет. – Скэриэл нахмурил брови и раздражённо бросил: – Мне нужно ещё раз повторить. Ни черта не могу запомнить даты.

– Не будь так строг к себе, – посоветовал Эдвард, доставая следующую репродукцию: корабль, тёмное море, огромные волны.

Лоу отмахнулся.

– Так, это сто процентов Рембрандт Харменс Ван Рейн.

– Почему? – наконец подал голос я. Последний час мне пришлось наблюдать за тем, как Эдвард помогал Скэриэлу заучивать названия картин. До этого я битый час слушал, как он пытался выучить наизусть первую песнь «Илиады» Гомера.

Скэриэл повернулся ко мне и с улыбкой объяснил:

– Просто это единственный пейзаж с морем у Рембрандта. А ещё эта картина была украдена в тысяча девятьсот девяностом году, и до сих пор неизвестно, где она находится.

– Не отвлекайся, – поучительным тоном произнёс Эдвард. – Как называется картина? Когда была написана?

– Дай мне секунду. – Скэриэл пристально вглядывался в репродукцию. – Вроде «Христос во время шторма на каком-то там море».

– Вспоминай название моря.

– Да я пытаюсь, – недовольно пробурчал Лоу.

– Ты сам просил быть строже, – хмыкнул Эдвард.