Песнь Давида

– Не волнуйся, здоровяк. Я знаю, где мы. Сверни направо на следующем углу. Нам нужен старый дом в тридцати шагах оттуда.

– Ты живешь в одном из старых особняков?

– Да. Его построил мой прапрадед, раз уж мы заговорили о временах, когда мир был прекраснее. Полагаю, мой дом уже не такой великолепный, как раньше. Но в моей голове все выглядит чудесно. Преимущество слепой девушки.

– Ты сказала в тридцати шагах. Ты их считаешь? – я услышал нотки изумления в собственном голосе и гадал, разобрала ли их она.

– Обычно да. Но я менее внимательна, когда меня кто-то сопровождает. Я знаю, где заканчивается тротуар, где деревья и выбоины.

– Это потрясающе!

– Ну, я выросла здесь, и однажды у меня было зрение. Я все еще могу мысленно представить эту улицу. Но мне было бы сложнее, если бы пришлось изучать совершенно новое место.

– Что произошло?

– Редкое заболевание со сложным названием, которое ты наверняка забудешь, как только я его произнесу. Мы не понимали, что происходит, пока не стало слишком поздно. Но даже если бы мы все поняли раньше, вряд ли бы мы смогли что-то сделать.

– Сколько тебе было?

– Одиннадцать.

Я сглотнул. Моя жизнь тоже изменилась в одиннадцать, но абсолютно иным образом. Прежде чем я успел ответить, Амелия остановилась.

– Это мой. Мы пришли.

Она снова выпрямила трость и постучала ею перед собой, задевая маленький кованый забор. Затем отпустила мою руку и отошла, чтобы нащупать засов на воротах и с легкостью их открыть. Дом был старым, как из прошлого века, если не старее, но все равно величественным, несмотря на то что снег и тьма частично скрывали садик и большую веранду вокруг всего особняка, которая видала деньки и получше. В окнах на втором этаже горел свет, освещая тропинку и ступеньки. Амелия, похоже, не нуждалась в помощи, поэтому я остался у ворот, ожидая, пока она зайдет внутрь и окажется в безопасности. На полпути она остановилась и слегка обернулась.

– Давид? – позвала она, подняв голос, будто сомневалась, что я все еще тут.

– Да?

– Спасибо, что проводил меня домой.

– Не за что.

Я подождал, пока входная дверь закроется, и только потом повернулся. Снегопад прекратился, и вокруг было так тихо, что я стал напевать, чтобы развлечься. Закрыв глаза, я начал считать шаги, гадая, каково было бы ничего не видеть и каким образом слепая девушка оказалась танцовщицей в моем клубе.

(Конец кассеты)

Моисей

Милли потянулась к кассетнику, водя пальцами по кнопкам, пока не нашла нужную. Затем нажала на нее, и голос Тага затих. Она так крепко прижимала к себе кассетник, будто цеплялась за воспоминание. Атмосфера в комнате наполнилась ожиданием, нетерпением. Я слышал его в голосе Тага, почувствовал в заботе, с какой он вспоминал все подробности, и ощутил его изумление, пока он восстанавливал свой путь. Его история так затянула меня, что на секунду я забыл, где нахожусь. Но теперь мне стало неловко и захотелось прикрыть уши руками.

– Я не переставала думать о нем и не могла выбросить из головы ту песню Блэйка Шелтона, – тихо произнесла Милли. – Он был милым. И сильным. Я чувствовала его силу, пока он шел рядом со мной. В ту ночь мне даже приснились ощущения от его руки под моей ладонью. После того как я потеряла зрение, мне продолжали сниться разные образы. Мне нравилось, что я по-прежнему могла видеть в мире грез. Но с годами сны стали все больше соответствовать моей реальности. Порой мне снились картинки, но зачастую это были запахи и звуки, эмоции и ощущения.

Голос Милли оставался приглушенным, словно она размышляла вслух и забыла о моем существовании. Я подумывал напомнить о себе, пока она не выдала чего-то слишком личного, но она неожиданно продолжила:

– Я ходила на парочку свиданий вслепую.

Она улыбнулась в мою сторону, давая понять, что все-таки помнит обо мне, и я рассмеялся. Наверное, такова и была ее цель.

– В смысле на слепые свидания вслепую. И еще на парочку свиданий со слепыми парнями, с которыми уже была знакома. Один из них настаивал, чтобы его называли «человеком с нарушением зрения», – Амелия показала пальцами кавычки. – Я этого не понимаю. Для меня это все равно что называть белых «людьми с недостатком меланина». Люди такие странные. Я белая слепая девушка. Двадцатидвухлетняя белая слепая девушка. Можно называть вещи своими именами?

Я снова посмеялся, гадая, к чему она ведет, но с радостью позволил ей выговориться. Интересно, она знает, что я черный? До чего замечательно осознавать, что в кои веки это не имеет никакого значения.