К тому же среди местных охотников бродят устойчивые слухи о присутствии на Кугитанге животных, не известных науке. И не стоит ухмыляться — ишь, куда, мол, занесло. Например, слепой голец — реальность, так почему бы не оказаться реальностью и черному варану, которого якобы видело довольно много охотников? В моем активе тоже есть встреча со змеей, определить которую я не берусь, хотя и кое-что в этом понимаю. То есть я абсолютно уверен, что это не была ни одна из змей, описанных для нашей страны. Но для более точного определения не хватило времени — мы столкнулись нос к носу в узком лазе, и я был слишком озабочен тем, как бы удрать. А на первый взгляд, какой ахинеей это ни кажется, она была похожа на американских гремучих змей — размером с хорошую гюрзу, она лежала, свернувшись в клубок и выставив вертикально вверх хвост с отчетливо видимой погремушкой. И — именно трещавшей. Причем треск я слышал еще до залезания в шкурник, но принимал его за треск иголок дикобраза, следов которого в этой пещере хватало.
И, наконец, последнее, что привлекает в поисковых идеях на Кугитанге — обилие легенд, причем периодически подтверждающихся. Я имею в виду не исторические легенды, связанные с пещерами — их в традициях местного населения просто нет, хотя ни один местный житель в этом не признается и сочинит на ходу хоть десяток. Я имею в виду легенды спелеологические, причем в большинстве своем базирующиеся на фактах. О том, как недавно умерший пастух показал недавно порвавшему с пещерами спелеологу 140-метровой глубины колодец. О том, как в середине семидесятых к устью каньона Аб-Дара каждое воскресенье подъезжал газик с коллекционерами, они на день уходили в горы и возвращались с ярко-красными гипсовыми люстрами. О том, как в начале семидесятых Ялкапов привозил в пещеры массива японских кинематографистов, а спустя несколько лет лампочки с иероглифами на цоколе обнаруживали около узких входов в самых разнообразных каньонах. И вообще о том, сколько пещер, найденных Ялкаповым, он же и закопал, увидев, во что самоцветчики превращают пещеры. И многие, многие другие.
Причем для меня именно проверка такого сорта легенд и представляет наибольший интерес. Если идешь к известному входу, особенно если его нужно копать, не наступает полного раскрепощения души — конкретность цели не дает в полной мере наслаждаться пейзажами и природой. Идти по легенде — дело другое. Здесь цель одновременно и достаточно расплывчата, чтобы не мешать всему остальному, и достаточно конкретна, чтобы мероприятие не выродилось в пустую прогулку. И — да здравствуют слегка сумасшедшие, как и сама спелеология, предприятия!
НУЖНО БЫТЬ ЗЕЛЕНЫМ ЗМИЕМ
Это была какая-то акушерская спелеология…
— Здорово, мужики! А у вас нынче что — вечер или утро? И как, клещи еще не заели?
— Ходят тут всякие, будят… Чаю хотите?
Этим диалогом началась, пожалуй, самая продуктивная из моих экспедиций в Промежуточную после ее первопрохождения — экспедиция весны 1988 года. А диалог произошел, когда мы с Володей Детиничем и Леней Миньковичем подошли ко входу в пещеру и с удивлением обнаружили лагерь группы Свистунова во входном гроте вместо предполагаемого его местоположения полукилометром ниже по каньону. Была ранняя весна, жара еще не особенно донимала, программа у Свистунова была без серьезных раскопок, с экскурсионной пробежкой по главным пещерам, так что подземного лагеря ставить и не предполагалось. Но лагерь во входе?
Завязка со Свистуновым была не случайной — в его экспедиции участвовал первый в истории Кугитанга импортный исследователь, причем минералог — сотрудник Софийского музея «Земля и Люди» Мартин Трантеев. Так что перехват его на последние два дня экспедиции в нашу группу был вполне запланирован.
Планы о двух днях рухнули немедленно. Мы собирались заняться западной частью Промежуточной, сепулять лагерь до Антолитового зала было полной ерундой, и потому немедленно после его постановки устроили экскурсию в открытый несколько лет назад неподалеку от этого лагеря район ОСХИ.