Пещера мечты. Пещера судьбы

Только в последние годы мы, наконец, поняли, что существует чрезвычайно простой способ оценить шансы пещеры на проходимое пересечение каньона — посмотреть на сам каньон. Если в точке предполагаемого прохода пещеры каньон «разваливается», имеет плоское галечное дно — крест можно ставить сразу. Широкий каньон с плоским дном свидетельствует об ослабленной зоне, в которой завалы и встречаются чаще, и из более мелкой дряни состоят, а такие почти всегда непроходимы. Кроме того, в плоском дне почти всегда скрываются щели и провалы, по которым галька засасывается в пещеру и забивает ее полностью.

Совсем другое дело, когда каньон — узкая щель, а дно идет уступами из отполированного водой камня. Если под таким местом пещера и будет завалена, то это будет крупноблочный, а следовательно — проходимый завал. И никакой гальки, возможно, не будет.

Буквально тремястами метрами ниже входа в Штаны каньон приобретает именно такое поведение, притом — чрезвычайно ярко выраженное. И если пещера там есть, а ее главные направления совпадают с главными направлениями других пещер этого участка плато, она попытается пересечь каньон именно в этом месте.

С первого подступа пещера, найденная мной в 1977 году, особого интереса не вызвала. Все вышеизложенные соображения стали появляться много позже, а тогда пещера была просто одной из сотен маленьких полостей. Разве что она была не совсем затупикована. Одна ее штанина была глухая совершенно, но другая выводила в широкую наклонную щель, засыпанную мелким щебнем, по которой можно было спускаться в десятке разных мест. Но везде — вниз головой, впритирку, разгребая щебень перед носом, и каждую секунду ожидая, что нога нечаянно столкнет одну из нагребенных куч себе же на задницу. То есть, оно, конечно, не совсем закопает, но на выскребание могут уйти часы. Поэтому при первом обследовании меня хватило только на спуск по одному из маршрутов, уткнувшемуся в стену.

Вторая попытка спланировалась сама собой. В 1981 году спелеосекция МЭИ устроила недельную поисковку с лагерем на Кушум-Чаке, и пещера попала в поисковый радиус, а потому — подлежала перепроверке, которой и занялся Миша Переладов, на чьем участке она оказалась. Переладов, несмотря на некоторое раздолбайство, впрочем, характерное для абсолютного большинства спелеологов, один из наиболее серьезных в моем окружении исследователей, поставляющий только абсолютно достоверную информацию. Так что, несмотря на строго противоположные результаты третьей (Войдаковской) попытки, я предпочитаю держать за достоверные именно Переладовские данные.

Итак, Переладов, спустившись в щель по другому маршруту, оказался перед узким очком. Из очка дул сильный ветер, просунув руку, можно было прощупать расширение, и — колодец, в который камень падал достаточно долго, заведомо достигая уровня главного этажа. Можно было попытаться раздолбить очко кувалдой — для этого требовалась пара-тройка часов с упреждающими двумя днями на выкапывание в щебне углубления достаточного размера, чтобы этой кувалдой можно было размахнуться. Что и было решено начать уже со следующего дня.

И сорвалось ввиду несчастного случая. В тот же день Переладов, вылезя из пещеры, пошел пройтись дальше вниз по каньону и на одном из сливов сделал совершенно дурацкий ход — навесил лестницу за чей-то старый скальный крюк. И, конечно, сорвался. Пролетев метра три вниз головой, приложился к выступу стены, на чем расквасил морду. Но зато перевернулся, и еще пятью метрами ниже совершил достаточно мягкую посадку на задницу.

Забавнее всего были последствия. Пару часов отлежавшись, Миша встал, влез на слив по скале, и сам дошел до лагеря. Где, правда, залег на весь остаток поисковки, а экспедиционные дамы кормили его кашкой через трубочку.

Скрытые возможности человека поистине удивительны. Вставший через неделю Миша уговорил остальных членов группы провести переброску на главные пещеры не по дороге, а напрямик — с пересечением каньона Булак-Дара. Три дня сложнейшего скалолазания, да еще со спелеологическими полстакилограммовыми рюкзаками привели его в полную форму, и до самого конца экспедиции он опять вкалывал наравне со всеми, а подчас и поактивнее. Подозрения, что не все в порядке, возникли только по приезде в Москву, когда Миша наконец задумался — почему морда зажила, ребра тоже не болят, а задница побаливает. На чем и пошел в травмопункт. Откуда его категорически не хотели выпускать и часа два подряд пытались убедить его, что вся экспедиция ему просто приснилась — человек с подобным переломом головки бедра ходить вообще не может.