Пещера и тени

К 1820 году пещера исчезла даже из людской памяти, что явствует из записок французского путешественника Поля де ля Жиронье. Говоря о силе течения на повороте реки и о « старой полуразрушенной насыпи, воздвигнутой, чтобы удержать его напор»,он удивляется, почему нет легенды о столь замечательном месте: « Иные утверждают, будто неподалеку отсюда, а может, и на другом берегу была волшебная пещера, окруженная множеством предрассудков; но что с нею стало и даже где ее точное местоположение — о том никто не может сказать, и многие полагают, что это выдумки. Я спросил, не была ли пещера погребена под насыпью, но они полагают, что это маловероятно, ибо в противном случае гребцы-лодочники непременно отвешивали бы ей поклоны, как они делают это у знаменитой пещеры ниже по течению».

«Старую полуразрушенную насыпь» отгородили массивной каменной стеной. Новая набережная была открыта после перестройки в 1850 году, в день рождения Исабелы II, испанской королевы. Торжества по сему случаю вызвали поток литературных панегириков Пасигу: стихов, эссе и баллад на мотивы, восходящие к фольклору и истории этой реки. Но в них отсутствуют упоминания о пещере в Лакан Бато. Видимо, уже тогда сведения о ней были слишком глубоко погребены в архивах, чтобы до них докопались случайные исследователи.

Добавим, что, когда торжественно открывали новую набережную, Бато переименовали в «баррио Терраплен де ла Рейна», что означает «баррио Королевской насыпи», но новое название так и не вытеснило прежнее, и, хотя оно как нельзя лучше подходило для скалы королевы-волшебницы, в 1970 году никто не помнил ни о нем, ни о пещере, пока тайну Лакан Бато вдруг не открыло землетрясение.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ СЕМЕЙСТВО МАНСАНО

1

Истекающие потом, самозабвенно орущие демонстранты словно только что выскочили из бани с мокрыми волосами и грязными полотенцами — у кого на плечах, у кого на голове. Все они, обожженные солнцем, были одеты в шорты, безрукавки, резиновые сандалии. То был Долгий Марш, не прерывающийся целую неделю — от воскресенья до воскресенья. Демонстранты прошли по всему городу, и ненависть активистов в первую очередь, естественно, выплеснулась на президентский дворец, конгресс, американское посольство и церковный банк.

С приближением демонстрации на шумной торговой улице неожиданно стихло обычно бурное в полдень движение. Витрины и двери магазинов скрылись за металлическими защитными шторами, которые раздвигались как гармошка, производя при этом немелодичный кандальный лязг.

— Эти металлические стражи — поистине знамение нашего времени, — сказала Чеденг Мансано. — Их начали вставлять, точнее, выставлять, в семидесятом году, после нападения на дворец и американское посольство. Теперь даже лавки старьевщиков блестят серебристой броней.

— Но у тебя их нет, — заметил Джек Энсон.

— Потому, что нет ни витрин, ни застекленных прилавков, — сказала покинувшая мужа жена Алекса Мансано.

Они стояли у окна ее кабинета, расположенного на антресолях, которые на половину лестничного марша возвышались над самой конторой — безукоризненно отделанным залом, где стояли два ряда столов и молоденькие сотрудницы печатали на машинках или обслуживали «ксероксы». По словам Чеденг Мансано, она занялась этим бизнесом, когда однажды, столкнувшись с необходимостью перепечатать рукопись, обнаружила, что сделать это можно только в крошечных конторах-клетушках. «Ксероксы» там стояли снаружи, прямо на тротуаре, а внутри две-три машинистки колотили по клавишам, в буквальном смысле «чувствуя локоть» соседа. И тогда она открыла свою контору, где все машинки были электрическими, девушки носили форму, помещение снабжено кондиционерами, а клиенты могли ждать исполнения своих заказов тут же, в роскошном холле.

Кабинет располагался как раз над этим холлом и выходил окнами на улицу. Сквозь его стеклянную заднюю стенку было видно рабочее помещение внизу. Джек заметил, что дело там шло споро, практически без всяких указаний сверху.

— Похоже, твое заведение работает само по себе, — сказал он.

— При условии, что я здесь, — поморщилась Чеденг. — Когда меня нет, все дает сбой.