Пещера Чёрного Льда (Меч Теней - 1)

Представив себе, что сделал бы Ангус, будь он сейчас с ними, Райф снял перчатки и опустился на колени рядом с Аш. Ангус всегда затыкал ей рот шерстью, когда она начинала источать магию, - значит это самое и надо сделать. Райф быстро надергал пригоршню шерсти из плаща Аш и скатал ее в комок. Он старался действовать поосторожнее, но руки у него тряслись, а темная материя на языке Аш наводила на него такой страх, что он затолкал кляп далеко в глотку. Живот Аш вздулся, когда он это сделал, и Райф надавил ей на ребра, чтобы остановить рвоту. Его лицо, несмотря на холод, покрылось каплями пота.

Ноги Аш дернулись, и мышцы на шее напряглись, борясь с преградой. Райф держал ее крепко, пока мышцы не обмякли, да и потом не отпускал. Он дышал хрипло, и сердце колотилось о ребра. Оставив ее ненадолго, он разорвал лисьи шкуры на полоски и связал ее. Во рту стоял скверный вкус - должно быть, от страха. Он все еще видел перед собой черноту на языке у Аш - она струилась и колыхалась, как жидкий металл.

Райф вязал узлы туго, без жалости.

Потом он сидел у костра, вороша его своим ивовым посохом, и думал, что было бы, не приди он вовремя. Аш затихла, ее связанные руки больше не напрягались. Кант назвал ее Простирающей Руки, но Райф не понимал, что это значит. Слова Канта были как тени, скрывающие больше, чем показывают.

Райф отложил посох и стал греть руки над огнем. Он старался направить свои мысли на куропатку и зайца, брошенных на снегу, на недостаток топлива, на одежду, которую следовало просушить, но так и не двинулся с места, чтобы заняться каким-нибудь из этих дел. Он должен был остаться и присмотреть за Аш.

Время шло, и костер догорал - красные вспышки едва переливались в обгоревших поленьях. Уснуть Райф не опасался. Ребра донимали его сильнее, чем прежде, руки болели и сочились сукровицей. Но его веки смежились, мысли спутались, и он погрузился в глубокий, без видений, сон. Проснулся он в темноте несколько часов спустя, одолеваемый теми же болями, но до странности хорошо отдохнувший. Прежде чем выйти по нужде или за дровами, он перерезал путы Аш. Кляп пропитался слюной, и Райфу пришлось силой разжать девушке зубы, чтобы его вытащить.

Как только он это сделал, она открыла глаза. Райф поспешил спрятать кляп за спиной. Аш потерла правую руку, где отпечатался след от веревки.

- Как долго?

- Ночь. Только ночь.

Она отвернулась. Ему показалось, что у нее дрожат губы, но это тут же прошло.

Райф помог ей сесть. Он уже считал дни. Еще два, чтобы дойти до Буревого Рубежа, и неделя, чтобы добраться до Поточной горы.

- Как ты себя чувствуешь?

- Устала. Руки болят. И во рту очень скверно, - сделала гримасу Аш.

- Сейчас принесу воды.

- Райф!

Он обернулся к ней.

- Думаешь, нам удастся? На этот раз мне повезло - я проснулась. - Ее глаза стали темными от воспоминаний. - Бороться очень тяжело. Теперь они стали сильнее. В тот день у перевала что-то изменилось в них. Они уже предвкушают миг своего освобождения.

Райф не знал, что ответить.

Следовало бы сказать Аш, что она доберется до Пещеры Черного Льда живой и здоровой, но Тем не учил его лгать. В конце концов Райф сказал:

- Я забью коня на мясо, буду тащить тебя на себе и идти, пока не отморожу ноги, но не сдамся и назад не поверну.

С этими словами он вылез наружу. Мороз стоял такой, что воздух жег горло, как кислота.

Они вышли в путь еще затемно. Луны не было, но снег переливался голубовато-стальными искрами, словно от какого-то дальнего источника света. Аш по настоянию Райфа пустила коня рысцой, а он продвигался короткими перебежками, чтобы не отставать от нее. Зачастую он все-таки отставал, поскольку незажившие раны затрудняли дыхание. Когда на ясном небе взошло солнце, Прибрежный Кряж стал так близок, что до него, казалось, можно было достать рукой. От яркого солнца в разгаре зимы Райфу стало не по себе, и Аш оттягивала ворот плаща, словно ей было душно и не хватало воздуха. Между тем холод стоял такой, что слезы на глазах замерзали. В клане Черный Град многие могли бы рассказать, как это опасно - поверить, будто зимнее солнце несет с собой тепло. Кланники потеряли не меньше ушей под голубым небом, чем в самую глухую и темную ночь.

Райф и за собой следил неусыпно. Руки, хоть и болели, по крайней мере не коченели. "Пока ты их чувствуешь, это еще не беда, - говорил Тем, худо, когда перестаешь чувствовать".

Местность постепенно стала меняться. Плотный темный пояс тайги тянулся до самого Прибрежного Кряжа, но деревья здесь росли другие - низкорослые, пораженные поздними весенними заморозками и черной плесенью. Лиственницы и ели уступали место карликовым березам и соснам. Почва стала тверже, и долину усеивали громадные валуны, растрескавшиеся от мороза. В трещинах камня росла пузырчатая трава и желтый мох, ивы стлались по самой земле. Снег был тверд и сух, как белый песок.