Пещера Черного Льда

Когда они разомкнули объятия, Дрей задержал ее руку в своей. Повернув голову, он отдал какой-то приказ молодым новикам, и один из них, с большущим мечом за спиной, тут же отправился выполнять приказание Дрея. Корби Миз с вмятиной на голове спросил Дрея о чем-то. Тот подумал, как всегда, и только потом ответил. Корби кивнул и ушел.

Анвин взглянула на него с немым вопросом на своем лошадином лице, и Дрей вместо ответа поднял вверх свою и Эффи руки. Эффи не поняла, о чем речь, но Анвин, как видно, поняла, потому что довольно кивнула и потащила поднос с пивом и лепешками сидящим на полу молотобойцам.

— Пошли, — произнес Дрей и повел Эффи через толпу воинов и женщин к молельне.

— Бладд теперь угрожает Крозеру...

— Сто дхунитов полегло...

— Надо будет заключить договор с Гнашем, чтобы они пропустили нас.

— Корби оттащил его от трупа, и с тех пор он не сказал ни слова. Его сердце осталось вместе с братом-близнецом.

— Нет, Анвин, займись сначала Рори — это всего лишь царапина.

Эффи, шагая рядом с Дреем, ловила обрывки этих тихих разговоров. Теперь они вступили в настоящую войну, и дружина вроде этой, которой командовал Корби Миз, каждый день отправлялась куда-нибудь из круглого дома. Две ночи назад бладдийцы, нарушив границу у низинной сторожевой стены, перебили дюжину издольщиков. Эффи видела их тела — их привез Орвин Шенк с сыновьями. Одна из шенковых собак нашла в снегу живого младенца. Орвин сказал, что мать закутала ребенка в овчину и спрятала в сугроб рядом с их домом, когда налетели бладдийцы на своих боевых конях. Теперь малыша нянчила Дженна Скок. Орвин принес его прямо к ней, сказав, что в мальчугане с таким стойким сердцем и такими крепкими кулачками непременно должно быть что-то от Тоади. Все кормящие матери клана снабжали ребенка молоком.

Эффи много думала об этом ребеночке, закопанном в снегу. Ей хотелось спросить Орвина, которая из собак его нашла, но он был такой важный и злой, что она не посмела.

Дрей ввел Эффи в дымную темноту молельни и велел посидеть на одной из каменных скамеек, а сам пошел к камню. Двое мужчин из его дружины уже стояли там на коленях, касаясь мокрого камня лбами. Они молчали. Дрей нашел себе место около них и тоже надолго замолчал: он шел бок о бок с богами, как говорил Инигар.

Эффи изучила священный камень хорошо, лучше всех, кроме Инигара Сутулого. Она много времени проводила здесь, свернувшись под верстаком Инигара, и рассматривала камень. У камня было лицо. Не человеческое, для человеческого на нем было слишком много глаз, но он мог видеть, слышать и чувствовать. Сегодня камень был печален и мрачен. В глубоких, подернутых соленой коркой яминах-глазах блестели маслянистые слезы, в темных щелях-ртах стояли серые тени, и даже новая трещина по всей длине, которую все называли дурным предзнаменованием и знаком грядущей войны, напоминала глубокую морщину на шее дряхлого-предряхлого старца.

Эффи быстро отвела взгляд. Она не могла видеть эту трещину без того, чтобы не вспомнить о Райфе.

Амулет сказал ей, что он уедет, втолкнул в нее это знание через ладони.

Он должен уехать, сказал амулет. Эффи знала, что так будет, еще до того, как Райф вернулся с Дороги Бладдов. Порой ей хотелось рассказать об этом Дрею, чтобы облегчить его душу, но она не находила слов. Дрей сердился не только на Райфа, но и на Ангуса, что тот увез Райфа с собой. Он теперь не называл Ангуса дядей, а говорил «этот Ангус Лок». Эффи нахмурилась. Неделю назад она видела, как Дрей стоит у главной двери и смотрит на юг. Сначала она подумала, что он глядит, прошла ли буря, но потом поняла по его лицу, что он высматривает Райфа... хотя Рейна сказала ему, что Райф больше не вернется.

У Эффи все сжалось внутри, и рука поползла к платью с амулетом. Камень теперь стал холодный и безжизненный, как впавшая в спячку мышь. Так лучше — он ведь никогда не говорит ничего хорошего. Вдруг он скажет, что Дрей тоже уедет?

— Пойдем, малютка. — Дрей поднялся тяжело, не опираясь на священный камень. Прогулка с богами что-то отняла у него — он выглядел усталым, старым и еще более озабоченным, чем прежде.

Эффи нашла его руку в дыму.

— Дрей.

Брат и сестра, оглянувшись одновременно, увидели Инигара Сутулого, вышедшего из мрака по ту сторону камня. Лицо ведуна стало серым от пепла, опаленные в знак войны рукава и подол чернели. Темные глаза лишь мельком взглянули на Эффи, но она знала, что Инигар видит ее насквозь — он все знал про Севрансов.

— Инигар. — Дрей закрыл глаза и коснулся обоих век. — Корби говорит, ты храбро сражался и принял командование на себя, когда пал Кулл Байс.

Дрей промолчал. Эффи знала, что похвалы смущают его, но не этим объяснялась суровость его лица и взгляда. Когда это Инигар успел поговорить с Корби? Когда Эффи видела молотобойца последний раз, он требовал у Анвин еще пива.