Пещера

Возможно, я смогу когда-нибудь притвориться, что разгрузил эту память в Хранилище, что она всегда под рукой. Поможет ли мне это? Глупые мысли приходят. Стёртая начисто память и несуществовавшая – есть ли разница? Никакой разницы не должно быть, но она, разумеется, есть. Прилагаю продукт бессонной ночи.

Да будет с тобой Время.

Немногословный.

Падение

Для чего мы живём? Это, возможно, один из самых опасных вопросов, который может задать себе мыслящее существо. И не только потому, что с него обычно начинается ответ на вопрос, для чего мы живём. А потому, что именно с него начинается дорога в неисправимо запутанный лабиринт сознания. Дорога в никуда, в пустоту, в неопределённость.

Впрочем, некоторые из нас бесконечно изобретательны в этом занятии и с отчаянной готовностью доверяются одной из бесчисленных ветвей лабиринта. Не смея сомневаться в том, что она, возможно, тупиковая. Что они все, возможно, тупиковые.

Наверно, нам нельзя иначе. На нас лежит обязанность поддерживать и передавать из поколения в поколение нечто, что мы не умеем объяснить, затрудняемся определить, но ощущаем всем своим существом его несравненную ценность. В этом ощущении мы все поразительно единодушны, несмотря на то что никогда не перестаём задавать себе не имеющий ответа вопрос.

Он ещё раз осмотрел костюм на стойке и опять не нашёл ничего для беспокойства. Придраться не к чему, безукоризненная работа, как и следует ожидать от Сурика. Костюмом не отговориться.

Решаться нужно не откладывая. Если осталось время, то совсем немного. Приборы продолжали регистрировать слабые сигналы, означающие, что Пахан ещё живой. Это может измениться в любой момент. Если, разумеется, он читает показания приборов правильно. Без Сурика он не был уверен. Но так ли это важно, живой абориген или не живой? Его раздражала собственная нерешительность. Неприятное чувство. Унижающее.

Он осторожно влез в костюм и стал застёгиваться, в который раз удивляясь лёгкости конструкции. Сурик объяснил, что использовал новейший костюм галактического солдата. Чего только не найдёшь на этой станции. Он вдруг вспомнил, что Сурик не смог объяснить, что такое галактический солдат. Лучше не знать. Зато робот очень подробно объяснил, что сделал для того, чтобы приспособить костюм к условиям планеты. Солнце и атмосфера. Это самое главное.

Закрылась с лёгким щелчком последняя заслонка, костюм автоматически включился. Вечная батарея, неограниченная подача дыхательной смеси, защита от солнечной радиации. О солнце не нужно будет беспокоиться. Ветер – самая большая проблема. Как и для аборигенов. Им к тому же приходится преодолевать разряжённую атмосферу и холод. И многое другое. Ему должно быть легче. Он тисянин.

На мгновение представилось, будто он уже снаружи, в наполненной странными газами атмосфере, разогреваемой чрезмерным солнцем и приводимой в движение чрезмерными ветрами. Выйти как есть, не разоблачаясь?

Необходимо сделать запись в дневнике. Он опустил заслонку шлема и осторожно направился к своему рабочему месту. Костюм почти не мешал движению.

10.1.14, Галактический год 281М.

Временное хранение.

Тот факт, что эта запись не стёрта, означает, что меня, вероятней всего, нет в живых. Я намеревался стереть её по возвращении на станцию. Такая возможность мне, очевидно, не представилась. Это, я надеюсь, освобождает меня от необходимости объяснить свои действия. Считаю только необходимым сообщить, что совершил их в здравом уме и по своей воле.

Я принял решение прийти на помощь потерявшему мобильность аборигену, относительные координаты которого: 12.100:45.677. Мой план: восстановить его жизненные функции, дать шанс спастись самому и спасти другого аборигена, почти ребёнка, который в данный момент укрывается от непогоды в одной из вентиляционных камер станции. Все имеющиеся сведения об этой группе аборигенов содержатся в моём дневнике.

Для выхода в атмосферу я экипирован защитным костюмом, приготовленным для меня станционным роботом. Причины деактивации робота также изложены в дневнике.