Он должен поторапливаться. Он знает, сколько мне осталось. Сколько осталось человеку, который не чувствует своих ног. В непогоду, почти на вершине очень высокой горы. Когда на помощь ему может прийти только один человек. Самый надёжный, самый неразрушимый в мире человек. Но всего лишь один.
В палатке темнее? Неужели день заканчивается? Трудно понять без солнца. Жаль, что оно закрыто. Дима должен быть в пещере. Они с Сашей давно в пещере. Почему его нет? Сколько времени? Часы в кармане палатки, там, где рация. Подвинуться поближе и протянуть руку.
Попробовать встать на ноги? Как им приказать, если не чувствуешь их? Прервалась где-то связь. Так говорил бедолага, которого они оставили в палатке тогда. Им нужно было спасаться самим. Здоровый был мужик, больше двух метров, тяжёлый. Таким нельзя ходить в горы – они позже поделились мнениями. Когда всё было кончено. Им нужно было вниз, пока сами стояли на ногах. Они бы его не оставили, но он должен был передвигаться на своих ногах. Прервалась где-то связь. Они с Димой знали, что посидят ещё немного, отдохнут и пойдут вниз. Подбодрят и уйдут. Он охотно откликался на подбадривание. Помогал. Через два дня за ним пришла спасательная группа. Завалили камнями до лучших времён. Когда здесь расцветёт тропический лес. Хороший был мужик, стоящий. Был бы поменьше и полегче – может, спасли бы.
С ним ничего не случается в горах. Теперь просто не может случиться. Он с сыном. Должен думать о сыне. Да, темнеет. Может, завтра придёт.
Павел не чувствовал ни боли, ни неудобства. Если бы болело, было бы лучше. Можно было бы перебороть, встать и пойти. Но как перебороть, если связь прервана? Так он и сказал: связь прервана.
Увидеть родное лицо. Где там моё солнышко? Справится, со всем справится. Вот как получилось. Где же он? Пожать руку, послать напоследок. Что его держит? Что-то держит. Сын. Всё правильно. Хороший сын. Сына нужно беречь во что бы то ни стало. Куда-то мой делся. Пришёл бы сейчас спасать отца. Обязательно бы пришёл.
Умереть в горах. Какая разница, где умереть? Умереть без сожалений. Быстро. Пусть это живых беспокоит. Я ещё живой. Неужели всё? Конец? Наверно, можно было лучше распорядиться. Или хуже. Всё равно, как умирать. Вера нужна живым. Они этого ещё не знают. Нам всё равно.
Не просунул руку дальше, не коснулся ладонью груди. Очень хотелось. Что там у неё было? Очень тугое. Побоялся сделать больно. Просто побоялся. Дурак. Сидела тихо, как мышь. Разочаровал. Дурак.
Поговорить с Андреем? Когда связь? Часы в кармане. Потерял связь с руками. Были в порядке утром. Нужно было достать тогда. Осталось только потерять связь с головой. Горы помогают. Помогают. Помнишь: главное – ничего не бояться. Я не боюсь, ничего не боюсь.
Завалит камнями. Придётся вырубать во льду, места на площадке нет. Всё сделают как надо. Спустятся с пацаном и всё сделают. До тропического леса. Сколько они там будут сидеть? Два, три дня. Сколько надо. А я не дошёл. Чуть-чуть, два часа хода. Его два часа, мои все четыре. Спуститься за час. Ещё не поздно, ещё есть время.
В ослабевшей голове Павла утихали последние мысли. Он закрыл глаза и не заметил этого. Они закрылись в последний раз. Он ушёл раньше отказавшего тела. Ушёл без сожаления, без надежды, без страха. Просто ушёл. Отстукивало последние стуки сердце, шевелил волосы ноздрей холодный воздух.
*
Да будет с тобой Время, мой хороший друг!
Я на пути домой. Через два дня мы прибываем на Тихую планету, а оттуда рукой подать до Тисы. Скорей бы! Я надеялся сберечь свой рассказ до встречи, это самая главная причина моего молчания. Но сегодня утром в который раз проснулся с тяжёлым чувством. Не могу больше терпеть. Приготовься к длинному и бессвязному повествованию. Боюсь, что оно растревожит тебя. Боюсь, что оно не только растревожит тебя. Но молчание выше моих сил. Я не уверен, предоставится ли мне возможность рассказать тебе всё лично. К тому же сегодня я обнаружил, что по-прежнему могу пользоваться своим служебным каналом связи, которому можно доверить то, что неразумно доверить публичному.
Так много произошло со времени моего последнего письма. Впрочем, не так много событий, но каких. Моя станция уничтожена. Всё вплоть до самого простого оборудования. Включая Сурика. Мои истеричные возражения не возымели на капитана никакого действия. Я не подозревал о таком паническом страхе. Просто паранойя. Лишь один только факт, не установленный к тому же с достоверностью, что к Сурику, возможно, прикоснулась рука НТ, сделал его в глазах этих идиотов заражённым смертельной неизлечимой болезнью. Они ничего не хотели слушать о том, чтобы отключить Сурика и взять с собой для расследования. Не знаю, какие приказания были даны капитану, но он выглядел идиотом, выполняя их. Не могу поверить, что это исходит от Комиссии. Сурик уничтожен. Что неизбежно сделает мою оставшуюся жизнь совершенно невыносимой, ты скоро согласишься со мной.