Пещера

– Нет, перевал закрыт уже. Придётся брать вертолёт, около двух штук, по штуке на брата. У тебя есть такие деньги?

Павел кивнул головой.

– Ну ладно, снимай барахло, а то мне смотреть на тебя жарко.

Павел послушно снял снаряжение и запихал его в рюкзак. Дмитрий вздохнул.

– Ну что ты, навалилось? Не переживай, пробьёмся. Ты меня знаешь, я в авантюры не влезаю. Только обязательно сделай сегодня пробежку. Каждый день теперь делай небольшую пробежку, приедем туда – заберёмся на пару горок для акклиматизации. Всё будет в порядке.

– Неожиданно всё, быстро. Сегодня с женой говорить, завтра на работе.

– Ну что ты заладил про свою работу. То хорошего слова не находил, а теперь вдруг расстаться не можешь.

– Всё равно – там друзья, ответственность, люди.

Павел присел на стул и подвинул рюкзак к ногам.

– Страшно. Честно говоря, страшно. Не знаю чего, но боюсь.

– Не ссы, Паша, положись на меня. Если что, загнёмся вместе.

– Тебе нельзя, у тебя сын.

– Значит, не загнёмся, раз нельзя. Ну, давай домой, говори с супругой. Не забудь предупредить про пещеру.

– Хорошо, я пойду. А ты уверен про пещеру?

– Уверен. Рюкзак с собой не берёшь?

– Пусть у тебя пока полежит.

*

Этого он не ожидал. Даже не подозревал, что она может так плакать. Несдержанно, по-бабьи. Громко, взахлёб, неуместно. Он не знал, как себя вести, наконец подошёл к жене и обнял. Она положила ему на плечо своё мокрое лицо. Им обоим стало легче.

– Ну что ты? Я ещё не умер. Дима обещает вылечить.

– Это серьёзно, про пещеру? – они разъединились и сели на диван.

– Да, серьёзно. В субботу надо ехать. Дима очень уверен.

– А ты?

– Говорит, что в этом секрет его нестарения. А это факт. Мы с тобой не раз об этом говорил. Он не стал бы сочинять. Наверно, так и есть.

– Как же пойдёшь? Тебе не двадцать пять. А спина, нога?

– Потихоньку. Дима поможет. У него энергия бьёт ключом. Выбора особенно нет. Лучше, чем загнуться в больнице. Сама знаешь.

Мария опять заплакала. В этот раз тише. В этот раз уместным плачем. Мучительным, женским. Таким, который проткнёт любое сердце, выпустит из него всю волю, всю решительность и заполнит безнадёжностью и обречённостью такой силы, которую может выдержать только женское сердце. Павел старался вытолкнуть это из себя, защёлкнуть дверцу и чувствовал, что не справляется. Ему становилось легче.

– Хочешь, чтобы пошёл на операцию? Кому это нужно? Сам буду мучиться и тебя мучить. Забыла?

Мария не забыла. Она продолжала плакать.

– Я буду за тобой ухаживать. Сколько будет нужно. Люди вылечиваются. Нужно верить.

Павел вдруг почувствовал, что не хочет идти ни на какую гору, ни в какую пещеру. Что не верит ни в какую пещеру. Каждая клетка его тела желала комфорта дивана, исходящего от тела жены тепла. Не важно, что ждёт впереди. Сегодняшний день совсем неплохой, завтра обещает быть таким же, и, бог даст, послезавтра не будет совсем плохим. День за днём. Он будет не один. Он всегда один. Здесь, там – всегда один. Какая разница? Для чего переступать через этот плач, эти слёзы? Она была мне хорошей женой. На меня истратила свою гладкую кожу, тонкую талию, упругость груди. Зачем гордые слова, гордые мысли? Другого человека. Это не я. Я уже не ступаю так по земле.

– Хочешь ещё раз пройти через это? Мало тебе было мамы? Не легче ли вернуться здоровым или совсем не вернуться?

Мария не соглашалась. Безнадёжность не страшна, если принимать её малыми дозами, день за днём. Страшнее вдруг остаться одной. Вдруг одной. Это не казалось ей справедливым. Не казалось правильным.

– Ты веришь в пещеру?

– Не знаю. Что-то, наверно, есть. Он тому доказательство. Говорит, что приду в пещеру и вылечусь.

– Зачем же тогда идти, если не веришь?

– А что остаётся – отдаться врачам? Они мне ничего не обещают. А Дима уверен.

Они замолчали, продолжая беззвучную беседу друг с другом. Если хочешь – иди. Если тебе так легче. Я не знаю, как мне легче. Не хочу умереть своей тенью, раздавленным. Не хочу никого мучить. Кому это нужно? Ты хорошо знаешь, что это никому не нужно. Всем плохо будет. А так, думаешь, легче? Уедешь в субботу – и всё. И может, никогда не вернёшься. Так будет лучше. И тебе и мне.

– Решай, как тебе лучше. Почему он никогда не говорил про эту пещеру?

– Не знаю. Он очень просил тебя никому о ней не рассказывать. Никто больше не знает. Он не хотел, чтобы я тебе рассказал, но я сказал, что не смогу так.

– А как она лечит?

– Он не знает. Говорит, что в ней тепло и очень хорошо. Как дома. Он провёл в ней три дня давным-давно, когда уехал в горы без меня. Я тогда остался дома, со сломанной рукой. Помнишь, его связочник сорвался и погиб, а Дима спасся. Тогда он всем сказал, что просидел в палатке в штурмовом лагере. На самом деле был в пещере. Он ещё там был несколько раз после этого. Уверен, что это она его молодит и лечит. Говорит, в детстве сильно сломал руку, а теперь ни следа. Уверен, что если я туда попаду, то и меня вылечит.

– А ты сможешь туда подняться?