Пещера

Лицо дяди Павла изменилось с тех пор, как они приехали сюда. Саша чувствовал, что ему можно доверять в горах так же, как и отцу. Он стал наравне с отцом. Его веселые глаза и шутки освещали палатку. Саша радостно замечал быструю улыбку на лице отца.

Завтрак и приготовления закончились. Отец с Андреем еще проверили рации. Андрей аккуратно положил свою в карман палатки.

– От палатки ни шагу, – повторил отец. Надо будет сходить по-маленькому или по-большому – скажи Андрею. Там есть веревка, пристегнешься и отойдешь в сторону. Ни в коем случае не отстегивайся. Следи! – отец повернулся к Андрею. – Сам тоже от палатки ни-ни. Отдыхайте, днем сварите кашу и пейте много воды. Не жалейте газ.

Андрей молча кивал головой. За них беспокоиться было не нужно, они проспят весь день. Отец надел ботинки и вылез из палатки. Братья неохотно высунули следом свои головы. Дядя Павел поднимался по широкому снежному полю. Снег заскрипел под ногами начавшего движение отца. Вскоре обе фигуры с большими рюкзаками исчезли за скальным выступом. Андрей засунул голову обратно внутрь, Саша продолжал смотреть вверх, пока не стало совсем холодно. Отец говорил, что их не будет видно на маршруте. Братья закутались обратно в спальники и заснули.

Наружу вышли первый раз по нужде. Сначала Андрей, потом Саша. Андрей долго проверял, как брат надел обвязку, и наконец выпустил его. Саша встал во весь рост и пристегнулся к веревке. Конец веревки был закреплен в десяти метрах за освещенный ярким солнцем большой камень. Саша сделал несколько шагов и оказался сам под слепящим светом. Одежда и тело жадно впитывали тепло. Он повернул лицо к солнцу и закрыл глаза. Его пошатывало в холодном воздухе, он взялся рукой за веревку.

Мир уже давно проснулся. Вдали по верхушкам больших гребней стелились облака с редкими темными пятнами. Внизу блестел ледник. Парили две молчаливые черные птицы. Тишина и свет заполнили все вокруг. Дойдя до камня, Саша повернулся лицом к долине, освободил свое хозяйство и выпустил первую горячую струю в воздух, радуясь ощущению легкости и свободы. И манящего одиночества. Теплые струи образовывали желтые бороздки на снегу. Рядом с другими, замерзшими. Он рассматривал их. Их следы стали неотъемлемой частью окружения. Как камни, солнце, облака. Как аккуратно пробитые отцом следы, палатка и он сам, стоящий посредине безостановочного, неустанного, бесшумного действия. Он чувствовал себя в незнакомом, но благосклонном, непонятном, но притягивающем мире, который всегда был и всегда будет открыт для него. Мир его отца, его мир. Он знал, что научится ладить с ним, научится поступать и думать с ним в согласии. Доверять ему и опасаться его, находить в нем место для себя, для своего счастья. Тихое ожидание радости и счастья наполняло его.

– Саша, ты что там – заснул? Пойдем, каша готова, – голова брата высунулась из палатки.

– Иду.

Он застегнулся и зашагал к палатке.

* * *

– Все не могут, как мы, спасаться в горах. Такой способ не для всех, только для единиц, избранных. Я говорю об обыкновенном человеке.

– Это замечательно, что не могут. Всем здесь места не хватит. Страшно подумать. Пускай трудятся внизу. Главное, что мы с тобой можем, а остальные пускай сами о себе думают. Я только не согласен со словом способ. Принижающее какое-то. Для меня это не просто способ, это мой путь в жизни, для чего я был рожден.

– Херня. Тебя родили, чтобы ты произвел на свет потомство, вырастил его и вернулся обратно в землю. Только для этого мы появляемся на свет.

– Засиделся ты внизу. Пропитался пессимизмом. Он там в воздухе.

– Знаю. Но ты все равно херню порешь. Все мы рождены для одного.

– Не согласен. Почему мы с тобой любим ходить в горы, а другие нет? Почему у нас это получается лучше, чем у других? Мы все разные. Горы не для всех, с этим ты согласен. Почему?

– Сам знаешь. Какие-нибудь генетические мутации, благоприятные для выживания в горах. Эволюционно, заметь, бесполезные, если вовсе не вредные.

– Философия у тебя вредная.

– Согласен, философию нужно менять. Знать бы на что.

– Ты знаешь на что.

– Нет, не знаю. На что? Поделись.

– Нечем мне делиться. Все внутри тебя. Нужно прислушиваться к себе, а не придумывать. Ты знаешь, что для тебя хорошо, а что плохо.

– Рассуждаешь, как моя жена. В горах ты другой. Неужели и я нес раньше такое в горах? Забыл.

– Ты изменился.

– Да? Помолодел?

– Не знаю насчет помолодел. Такой же старый хрен, зарос сильней, но блеск в глазах появился и уверенность. В первые дни, я заметил, побаивался.

– Был мандраж. Боялся, что сердце вдруг лопнет. Выдержало.