Пещера

Павел вдруг почувствовал, что не хочет идти ни на какую гору, ни в какую пещеру. Что не верит ни в какую пещеру. Каждая клетка его тела желала комфорта дивана, исходящего от тела жены тепла. Не важно, что ждет впереди. Сегодняшний день совсем неплохой, завтра обещает быть таким же, и, бог даст, послезавтра не будет совсем плохим. День за днем. Он будет не один. Он всегда один. Здесь, там – всегда один. Какая разница? Для чего переступать через этот плач, эти слезы? Она была мне хорошей женой. На меня истратила свою гладкую кожу, тонкую талию, упругость груди. Зачем гордые слова, гордые мысли? Другого человека. Это не я. Я уже не ступаю так по земле.

– Хочешь еще раз пройти через это? Мало тебе было мамы? Не легче ли вернуться здоровым или совсем не вернуться?

Мария не соглашалась. Безнадежность не страшна, если принимать ее малыми дозами, день за днем. Страшнее вдруг остаться одной. Вдруг одной. Это не казалось ей справедливым. Не казалось правильным.

– Ты веришь в пещеру?

– Не знаю. Что-то, наверно, есть. Он тому доказательство. Говорит, что приду в пещеру и вылечусь.

– Зачем же тогда идти, если не веришь?

– А что остается – отдаться врачам? Они мне ничего не обещают. А Дима уверен.

Они замолчали, продолжая беззвучную беседу друг с другом. Если хочешь – иди. Если тебе так легче. Я не знаю, как мне легче. Не хочу умереть своей тенью, раздавленным. Не хочу никого мучить. Кому это нужно? Ты хорошо знаешь, что это никому не нужно. Всем плохо будет. А так, думаешь, легче? Уедешь в субботу – и все. И может, никогда не вернешься. Так будет лучше. И тебе и мне.

– Решай, как тебе лучше. Почему он никогда не говорил про эту пещеру?

– Не знаю. Он очень просил тебя никому о ней не рассказывать. Никто больше не знает. Он не хотел, чтобы я тебе рассказал, но я сказал, что не смогу так.

– А как она лечит?

– Он не знает. Говорит, что в ней тепло и очень хорошо. Как дома. Он провел в ней три дня давным-давно, когда уехал в горы без меня. Я тогда остался дома, со сломанной рукой. Помнишь, его связочник сорвался и погиб, а Дима спасся. Тогда он всем сказал, что просидел в палатке в штурмовом лагере. На самом деле был в пещере. Он еще там был несколько раз после этого. Уверен, что это она его молодит и лечит. Говорит, в детстве сильно сломал руку, а теперь ни следа. Уверен, что если я туда попаду, то и меня вылечит.

– А ты сможешь туда подняться?

– Не знаю. Без Димы не смогу, а с ним есть шанс. Он ведь ас. С ним не страшно. Только бы хватило сил. Но ведь не такая уж развалина. Мужики старше меня ходят. Знать только бы, что не зря.

– Ты голодный? – слезы исчезли с лица Марии.

– Да. Неплохо было бы чего-нибудь поесть.

Они сели ужинать, их мысли далеко от освещенной тусклым светом кухни, в давно прошедших временах, давно пережитых чувствах. Они тихо радовались тому, что их жизни казались навсегда переплетенными вместе, необратимо, до конца дней. От открытой форточки медленно опускался холодный вечерний воздух и доходил до них уже согретый и наполненный запахами кухни.

* * *

– Козел ты старый, – Дмитрий выглядел как будто расстроенным, но не переставал похлопывать друга по плечу. Павел в который раз развел руками. На его лице закрепилась счастливая, расслабленная улыбка.

– Кто же знал?

– Хорошо, что так. Сильно извинялись?

– Еще как.

– Идиоты. Что они так долго тянули?

– Быстро. Как только узнали, что доброкачественная, сразу позвонили. Потом от первого доктора тоже.

– Козлы. И что теперь?

– Козлы. Говорят, что оперировать не нужно. Будут наблюдать. Если будет расти, тогда, может быть, придется удалить. Мария уже тащит меня в третье место. На всякий случай.

– Смотри, найдут что-нибудь еще.

– Я знал, что ничего там у меня нет.

Прошло несколько часов после того, как Павел принес хорошую весть и бутылку водки. Друзья уже были под хмелем и только что открыли вторую бутылку, найденную в кухонном шкафу. Но еще не разлили. Было совсем светло, Павел направился к Дмитрию сразу после врачей. Саша был в школе, Тамара еще не вернулась от родителей. Это только добавляло веселья. Бездна времени, торопиться некуда. Они пока находились в кондиции, в которой на время еще обращают внимание.

– В пещеру теперь пойдем?

– Пойдем, обязательно пойдем. Дождемся сезона, я потренируюсь.

– В сезон там слишком много народу. Сейчас самое время.

– Дай мне привести себя в порядок, в следующем году.

– Врешь ты все. Обленишься.

– Не обленюсь. Я когда услышал новость, даже как-то расстроился, что не пойдем.

– Так пошли.

– Хочешь, чтобы я там помер? Обещаю привести себя в порядок.

– Смотри. В следующем году ты будешь на год старше.

– Думаешь, взойду?

– Затащим.

– Почему ты не говорил?

– Извини, Паша. Так получилось. Не из жадности. Мне для тебя не жалко. Сначала было какое-то особенное чувство, особая моя тайна. Не уверен был, что не грезится. Просто хорошее место на горе. Когда мы сидели на полке, я уже знал, что она со мной делает. За это себя корю. Тогда нужно было сказать. Думал: вот-вот, если совсем прижмет.

– Честно говоря, мне не очень верится.

– Не сомневайся. Попадешь туда – сразу поверишь.