Он разглядывал лица поющих людей. Вот типичная конторская служащая, округлая и приятная глазу. Нисколько не хуже и не лучше какой-нибудь Дуси. Но справа от нее старуха древняя и страшная. Вот мужчина, по виду инженер, совершенно пристойный, в очках, старых и надежных, еще с советских времен. А вот компактная группа женщин, лет под пятьдесят. Характерные лица выдают в них сельских жительниц. Все здесь сегодня в национальных костюмах. Все поют. Вот ухари лет тридцати пяти, а вот дети лет четырех в лапоточках каких-то, в кожаных, и тетки стройные и высокие. Девчонки с гуслями. Венки на головах из свежих осенних цветов.
Он находил красивые лица и отвратительные. Там, где широко раскрытый рот и три подбородка. Там, где в ушах колокольчики и огромные бюсты колышутся в такт.
Профессиональные дирижеры, меняясь на капитанском мостике, управляли толпой, собравшейся на Певческом поле. Пивные бутылки и банки. Буфеты вокруг и шашлыки. Праздник удался на славу.
Он представил себе их совокупные лица — мужские и женские — и понял, что уже где-то видел их. Самые характерные, типичные, запоминающиеся. Ах да, это тогда, возле университета. Молодое поколение шло в аудитории.
Ну почему все так? Почему он так зол и несправедлив?
Пес повидал жизнь и видел всякое, и разное. В других странах бывал и среди чужих людей. И только этих не любил. И не мог объяснить себе причины этой нелюбви. То ли ассоциация с кремлевскими охранниками, железными стрелками революции, то ли другие страницы и фрагменты истории. Он покинул этот праздник жизни. Ушел вначале пешком, так чтобы песни гасли постепенно, потом сел в автобус. Латыши — они же не православные. Католики, лютеране, другая, какая дурь. Только вот в том виноваты, что люди. Рабы Божьи… Ни эллина, ни иудея…
«Я белую рубаху, почувствую спиной… Когда застудит камень крутую плоть свою и из осенней бани, ступая по жнивью, белейшие из женщин отправятся домой».
Он почему-то был уверен, что вот эти, именно, женщины никогда не посещали праздников песен, даже если их очень об этом просили. Они совершали свое вечное путешествие из осенних бань, очевидно, по осенним огородам в осенние дома. Там мужик с яблочной водкой и сало. Как и в других городах и весях.
…Саша спал плохо. Все боялся не услышать колокол. Но ударов было несколько. По первому он вскочил, сбегал умыться, взял приготовленный с вечера фонарик и пошел.
Он все же заблудился. Ночь афонская с огромными звездами, ступени и закоулки сделали свое дело. Наконец он пришел туда, где началось их посещение монастыря, к архандарику. Теперь церковь была слева. Под арку и вниз. Однако он поторопился. Отцы подходили по одному и переодевались в подсобке какой-то, которую он тоже принял за церковь. Поди, их различи ночью. Наконец открыли двери храма и стали зажигать свечи.