Первый выстрел

Хорошо своекоштным, жившим дома: кончил дело и гуляй! А пансионатные даже после уроков оставались в стенах гимназии, как арестанты. Только спускались со второго этажа на первый. И опять звонки!..

После обеда разрешалось погулять во дворе. Двор был большой. Кое-где на нем высились старые дубы и липы, вокруг которых виднелись островки измятой и пыльной травы. Сюда во время большой перемены сбегалась вся гимназия. Здесь же находились спортивные брусья, лестницы, канаты, на которых показывали свое гимнастическое умение старшеклассники.

Чтобы отправиться в город, даже выглянуть на улицу, надо было пройти через допрос воспитателя: «Зачем? Куда? С кем?..»

Юра мечтал выйти за ворота лишь с одной целью: пересечь тротуар, мостовую, трамвайную линию и поближе посмотреть, как занимаются на площади солдаты.

— Одному? Нельзя! Подыщите компаньонов…

Прежде всего он побежал к Пете Поленову. С Петей

он сидел за одной партой, в спальне их койки стояли рядом, в столовой он был его соседом. Потом Юра уговорил Колю Истомина — соседа по койке справа. И, наконец, Поля Загоруй-Полесского, второгодника, сидевшего в классе на задней парте.

За это короткое время Юра ближе узнал только этих мальчиков. Петя был охотником. Настоящим! Он не говорил «я убил», а «я взял», а это уже кое-что значит для того, кто смыслит в охоте. Петя уже «взял» трех зайцев и одиннадцать уток. Кроме того, он «взял» шесть диких голубей и двух вальдшнепов. Мог бы соврать: убил двадцать зайцев и двести уток — проверить нельзя. Но он не «заливал». В его рассказах об охоте, о ружьях, о стрельбе чувствовался охотник. И Юра поверил, когда Петя рассказал о собственной двустволке двенадцатого калибра фирмы Де Фурни, легонькой и прикладистой. Это подарок отца, доктора, страстного охотника и рыболова. Петина мама, оказывается, как и Юрина, тоже боялась, сердилась и была против охоты. Это еще больше убедило Юру, что Петя не врет. И когда Петя сказал, что он «взял» волка, Юра поверил.

Юра рассказал, как он ловил огромных карпов. Сколько? Много. Кроме того, он сам сделал из водопроводной трубы превосходное ружье, стреляющее настоящими пульками. А в степи у них появляются характерники и разбойники! И в курганах — клады. Ему, конечно, очень хотелось рассказать о найденном кладе и о том, как их «водило», но он удержался. Засмеют… И, кроме того, он ведь дал честное слово дядьку Антону не болтать об этом.

Коля Истомин, сын уездного земского начальника, был похож на девочку. У него была тонкая, хрупкая фигурка, мелкие черты лица, изящный носик и пухлые губки. Он был очень застенчив и истово религиозен. Другим лишь бы отбарабанить молитву, а он перед сном на коленях бил поклоны. Его дразнили — он молчал, задирали — он отворачивался, приставали — он уходил, оскорбляли — он терпел и всегда просил оставить его в покое. На второй же день занятий воспитатели ставили его в пример всем. Его прозвали святошей.

— Ошибся адресом, — говорили ему, — тебе надо было бы в духовную семинарию идти, стал бы архиепископом, в золоте ходил, руку давал целовать, в карете ездил.

— Нет, я решил обязательно стать, как дядя, изобретателем, — невозмутимо отвечал Коля.

Все мальчики удивлялись.

— Ты что же, новые молитвы будешь изобретать? — спрашивали его смеясь.

Коля сидел на самой задней парте, выбранной им из скромности, вместе с второгодником Ипполитом Загоруй-Полесским, сыном военного подрядчика. Еще в прошлом году он получил прозвище «Заворуй-Подлецкий» или коротко — «Заворуй». У Поля все было очень большим: и лунообразное лицо с преждевременными морщинами, и нос, разлапистый в ноздрях, и постоянно приоткрытые, очень толстые губы, и растянутые уши. Его дразнили: глазки — как салазки, нос — как барбос, губы — как трубы.

Заворуй курил, сквернословил и писал на стенах, бил маленьких и лебезил перед старшеклассниками. Услышав, что Петя убил волка, он пристал к нему:

— Дай пастилы, и я буду рассказывать, что ты убил пять волков.

— Зачем? Я никогда не вру, — ответил Петя.

— Не врешь? Ну ладно!..

Через несколько минут к Пете подошел гимназист и спросил, правда ли, что он убил двадцать волков.

— Одного! — отрезал Петя.

С тем же вопросом подошел второй, третий…

— Теперь дашь пастилы? — снова пристал Заворуй.

— Пошел к черту!

Но Петю уже прозвали бароном Мюнхгаузеном. Это было самое несправедливое прозвище, какое только можно было ему дать. Но оно надолго пристало к нему, правдивому, никогда не лгавшему. Заворуй не обижал и даже защищал только Колю, так как Святоша помогал ему решать задачи и давал списывать. Заворуй был болтлив, знал множество историй о похождениях воровских шаек, о купцах и мошенниках.

Феодосий Терентьевич отпустил эту четверку на площадь с условием, чтобы они не уходили далеко и были видны из окон гимназии.

4

На площади одновременно занималось много групп. Раздавались команды: «На пле-чо!», «К но-ги!», «На рру-ку!», «Крру-гом!», «Коли!», «Смирна-а-а-а!», «Р-р-р-р-а-а-зойдись!»

Присмотревшись к винтовкам, Юра очень удивился. У большинства солдат винтовки были ненастоящие, только штыки всамделишные.

Заворуй объяснил: