Первый выстрел

— Надо ж заховать его по-людски! — тоже обливаясь слезами, проговорила Ганна. В минуты душевного волнения она переходила на свой степной русско-украинский говорок. — Ой, лышеньки, что воны зробыли с матросиком, с голубчиком! Злодии, подлюги, мазепы, лиха на них нэмае! Как стемнеет, пийдем, Юрко, с тобой, в могилку заховаем матросика.

— Я боюсь курултаевцев, Османа…

— И я злякаюсь, а надо, Юрчик, надо!..

Пришла Юлия Платоновна, бледная, встревоженная.

— Ужас что творится! В Судак ворвалась банда эскадронцев. Ищут и расстреливают большевиков, разгромили ревком. Два часа я не могла выбраться с почты. Уже третью телеграмму посылаю! От папы так давно ни строчки… Что с ним? Ведь в последнем письме было, что он заболел. А еще по дороге мне сказали, что возле Бернистов и нашей дачи тоже стрельба, эскадронцы… Что случилось? Где Оксана?

Ей всё рассказали. И она, все время ужасаясь: «Юра, ведь тебя могли убить во время перестрелки!..» — тоже согласилась с тем, что ревкомовца надо похоронить.

Земля даже на винограднике была твердой, и могилу сделали неглубокой. И холмика делать не стали, «чтоб злодеи не надсмеялись», сказала Ганна.

На следующий день в городе снова началась пальба. Слышались взрывы гранат. По улицам и дорогам в горы мчались испуганные пригнувшиеся всадники на ошалелых, взмыленных конях.

Откуда-то прибежала Ганна и затараторила:

— Ой, что делается! Проклятые эскадронцы тикают с Судака, як ошпаренные собаки. Матросики из Феодосии пришли, выкуривают их, як клопов. Слава богу!

Действительно, Феодосийский ревком прислал на выручку судачанам маленький отряд моряков. Матросы лихим ударом разгромили сейдаметовскую банду, ее остатки в панике бежали. Но черноморцы не могли надолго задерживаться в Судаке. Через день они ушли, чтобы присоединиться к революционным полкам, сражающимся на подступах к Красной Тавриде, на Перекопе.

На беззащитный городок нагрянула разгульная банда анархистов. Через сад Сагайдаков прошло трое нелепо одетых людей. Юра запомнил, что один был в генеральских брюках с красными лампасами и в полосатой тельняшке, у второго голова была повязана шелковой шалью, а третий — в кожаных штанах, кожаной куртке и кожаном шлеме. У всех на боку болтались маузеры в деревянных кобурах, пояса увешаны гранатами, а на груди красовались черные банты. От них сильно пахло одеколоном, духами.

Громко ругаясь, они ворвались в дом, взяли из подзеркальной тумбочки мамино гранатовое ожерелье, золотой браслет. Тот, кто был в генеральских штанах, вылил на себя целый флакончик духов. Потом они заставили открыть тарапан.

— Где тут курултаевцы, офицеры или большевистские комиссары? — спросил человек в кожаном.

— Курултаевцы есть, — сразу сказал Юра, указывая на дом Османа.

Анархисты бросились к дому Османа, выстрелили несколько раз вверх из маузеров, но Османа и след простыл.

Через день анархисты исчезли из Судака так же внезапно, как и появились.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ВИХРИ ВРАЖДЕБНЫЕ

Глава I. НЕМЦЫ И «ТУЗЕМЦЫ»

1

Подобно раковой опухоли, ползла по Украине немецкая армия, захватывая хлебные земли, шахты, города. В облаках серой пыли, поднятой бесчисленными обозами, артиллерийскими упряжками, пехотными и кавалерийскими дивизиями, в железнодорожных эшелонах кайзеровские полчища двигались на юг, к житницам Тавриды и Предкавказья, к портам Черного моря.

Украинские буржуазные националисты угодливо распахнули перед немцами ворота своей «самостийной витчизны». Воинство Центральной Рады разбегалось под революционным натиском селянства и рабочего класса, в селах и городах утверждалась советская власть. И украинская контрреволюция призвала «на помощь» для борьбы с собственным народом германский империализм. Немцы привезли в своем обозе «гетмана всея Украины» — бывшего царского генерала и крупного помещика Скоропадского. Фактическая власть оказалась в руках германского командования, управлявшего Украиной при посредстве двух слов: «цурюк» (назад) и «ферботен» (запрещено). Подкреплялись эти слова расстрелами, арестами, разгоном профсоюзов и крестьянских комитетов.

Грубо нарушив условия мирного договора, по которому Крым признавался территорией Российской Советской Республики, немецкое командование бросило свои дивизии на Советский Крым. Начальник австрийского генерального штаба докладывал своему правительству: «…Германия намерилась оставить за собой Крым, как свою колонию в той или иной форме. Она уже никогда не выпустит из своих рук ценного Крымского полуострова».