Первый судья Лабиринта

— Ты-то что думаешь? — не замедлил ждать себя вопрос.

— Ну, пап, ну что…

Ну нет у меня никого! Ну вот такой я лох. Ну не смог.

— К жене возвращаться думаешь, я спрашиваю? — Он вдарил кулаком по столу. — И как там наша маленькая?

Я перестал жевать и вылупился на него. А вот этот номер еще не показывали в нашей программе…

— Маленькая? — переспросил я.

— Ты хоть заходишь к ребенку? — как-то очень жалобно спросила мать. — Привез бы ее! Небось и фотографии нет…

Я просто не знал, куда деваться. Внутри все сжалось и какой-то ледяной тяжестью давило на сердце. Или сердце не там, выше? Фотография? Ребенка? Моего? Я ушел от жены? Я?! От какой?!

Родители смотрели на меня, как на висельника, вот честное слово — не вру. Но что я мог им сказать? Что сделать?

И вдруг мне в голову пришла совершенно идиотская мысль.

— Фотки есть, мам, ща…

Я достал трубу. Вставил аккумулятор и сим-карту. Включил, зашел в файлы.

— Любуйтесь!

Передал предкам мобильник.

Да простят меня высшие силы, Света, Катя, родители и все остальные за это вранье. Ну что я еще мог придумать? Когда катались на аттракционах, сделал пару снимков: Катька на лошадке и на цепочечной карусели, их и покажу. Запоздало сообразил, что не знаю, сколько лет моей предполагаемой дочери. А вдруг не больше года? Если два-три — черт с ним, камера в телефоне не настолько качественно снимает, не разберешь. Тем более Катька — ребенок достаточно мелкий, как я успел заметить. Но не дай бог — грудничок! Оставалось надеяться, что я не оказался сволочью настолько, чтоб бросить жену с младенцем на руках.

— Вот она, лапочка! — Родители с умилением склонились над экраном тридцать два на сорок два миллиметра. — Все такая же кудрявенькая. И беленькая, да?

Мать подняла голову.

— Угу, — рассеянно ответил я, — беленькая, на маму совсем не похожа…

— Ну конечно, она же на тебя похожа! — с укором сказала мать. — Глаза только Светины.

— Волосяной покров твой! — подтвердил отец со знанием дела, запуская руку в абсолютно такую же, как у меня, каштановую и слегка волнистую шевелюру. Волосами я в него пошел, это уж точно. Кириллу достались густые и более светлые, но практически прямые — мамины.

— Я же не блондин — сказал я, не знаю зачем. Честно говоря, вообще уже ничего не соображал.

Мать всплеснула руками, выбежала из комнаты. Неужели опять глупость ляпнул? Уже успел забыть, какая мама обидчивая.

Но она тут же вернулась с большой черно-белой фотографией. На ней был я в полосатом свитере, судя по надписи на обороте ручкой — в трехлетнем возрасте. Белокурый и щекастый. И хоть убейте, очень похожий на Светину дочь.

— Стасик, может, помиритесь, а? — Мать уже почти плакала. — Ну мало ли кто там у нее был! Ты же совсем не уделял им внимания! Сидел и сидел за компьютером. Да, я понимаю, тяжело жить в одной квартире с тремя женщинами, но теперь-то вы можете жить отдельно… Вон и чайник их бережем, который на Новый год дарили…

Она наконец разрыдалась, кивнув на персикового цвета электрический чайник. Он стоял на полке «без движения». Воду кипятили в обычном, на плите.

Стоп! Стоп! Секунду! Да дайте же отдышаться!

У меня закружилась голова, сдавило виски, подступила тошнота, в глазах начало темнеть.

Вашу мать! Вашу мать! Мать-мать-мать!

Значит, я был женат на Свете, жил в одном доме с ее мамой и сестрой, просиживал все время за компом (а такое вполне могло быть), Светка не выдержала, изменила мне, и я их бросил?

Вроде бы за последние дни стоило привыкнуть к финтам судьбы. Но этот факт оказался слишком тяжел даже для моей упруго-адаптированной натуры.

Я закрыл глаза и подпер лоб ладонью. Как все это осознать, а? Как?

В том, что это в некотором роде правда, я уже не сомневался. Но воспринять ее адекватно?

Осененный внезапной мыслью, я бросился в большую комнату, к фотографиям. Их действительно было много, в основном детских, и не только моих и Кирилла. На некоторых была девочка лет двух-трех, не больше, но узнать в ней Катьку не составило труда. Катя в Твери в Горсаду, Катя у озера. Катя возле аквариума, который стоял сейчас на подоконнике.

Это меня добило. Я вернулся в кухню и без сил плюхнулся на стул.

— Пап, есть что-нибудь выпить?

Я напился едва ли не впервые в жизни. Да нет, по молодости бывало, конечно, но так давно, что не считается.

Мне было плохо. Просто плохо. И физически, и морально. Помню, как обнимался с унитазом и литрами пил воду. Человеческих мыслей не осталось, лишь какие-то обрывки безумного сознания, рисующиеся мне растерзанными клубками, оплетали всю мою сущность цепкой, упругой паутиной… В конце концов я заснул, повалившись в одежде на кровать. Смутно вспоминаю, как мать снимала с меня ботинки и накрывала одеялом.

* * *

Очухался только на следующий день. Родителей не было, чему я несказанно обрадовался. Говорить сейчас бы не смог.

На кухонном столе стояла бутылка с кисломолочным (а на самом деле «солено» — молочным) напитком. Знаем такой, хоть и не лично, спасибо папе…

Я выпил все до капли, потом сходил умылся, избавился от не нужной организму жидкости, настрочил записку, а потом собрался и вышел из дома.