Первый дон

В компании Лукреции он сразу обретал покой, такой она окружала его любовью. И просто не мог представить себе жизнь без нее.

Из Рима он привез длинный батон свежеиспеченного хлеба с золотистой корочкой, знал, что Лукреция его обожает, и сейчас батон лежал рядом с головками сыра. Чезаре разломил батон, нарезал сыр.

– Я надеюсь, мне удастся держать под контролем свои чувства, когда Хуан появится в Риме. Придется собрать всю волю в кулак, чтобы относиться к нему, как к брату.

Лукреция игриво улыбнулась.

– У него, возможно, есть то, что хочешь ты, Чез, но ему никогда не получить того, что есть у тебя…

– Знаю, моя сладенькая, – он поцеловал ее в нос. – Знаю, и в этом мое спасение.

* * *

В Риме Хуана Борджа ждала торжественная встреча.

Он ехал по улицам на великолепной гнедой кобыле. Ее бока и спину покрывала золотая парча, уздечка сверкала драгоценными камнями. Костюм из коричневого бархата и плащ Хуана украшали бесценные изумруды. Черные глаза блестели, на губах играла гордая улыбка. Словно он не вступал в войну, а уже выиграл ее.

Когда Хуан подъехал к Ватикану, Папа тепло поприветствовал его, крепко обнял.

– Мой сын, мой сын, – повторял Александр, увлекая Хуана в зал Пап, где на столе лежала большая карта Италии.

Там и прошло совещание, на котором определялась стратегия действий папской армии. Участвовали в нем Гвидо Фелтра, Александр, Хуан, Чезаре и Дуарте Брандао.

Три дня провели они над картой. Чезаре обратил внимание, что Дуарте крайне редко обращался непосредственно к Хуану. Если у него возникало какое-то предложение, он высказывал его Папе, называя Хуана не по имени, а исключительно по титулу, главнокомандующим. Чезаре подумал, что впервые на его памяти Дуарте Брандао выказывает несогласие с решением Папы, но так тонко, что заметить это смог только он.

Вечером третьего дня, когда все разошлись, утряся последние мелочи, Александр, оставшись наедине с Дуарте Брандао, спросил:

– Ты полагаешь, это ошибка ставить Хуана во главе армии, выступающей против Орсини?

Дуарте со свойственным ему тактом изящно ушел от прямого ответа:

– Я сожалею о том, что волею случая, определившего порядок появления на свет, рожденному князем церкви приходится становиться воином, а истинному воину – кардиналом.

– Но, друг мой, разве ты не веришь в судьбу? В предначертания Господа нашего? В непогрешимость Папы?

Ответил Брандао с юмором:

– Кто из нас может знать предначертания Господа?

Все мы смертны, и нам не чужды ошибки. Тем более в толковании божественных предначертаний. Даже самым честным и добродетельным из нас.

– Дуарте, Педро Луис, да будет благословенна его душа, был моим первенцем. По обычаю второй сын идет служить церкви. Тут ничего нельзя истолковать не правильно, этому обычаю следуют все семьи благородной крови. А судьба человека всегда и дар Божий, и тяжелая ноша. И кто из нас не борется со свободой воли, когда произносит в молитве: «Твоя воля будет исполнена, Боже, не моя»?

Дуарте добродушно расхохотался.

– Простите меня, ваше святейшество, но как можно быть уверенным, что наш молодой воин, Чезаре, ваш второй сын? Женщины так и липли к вам, о ваших мужских подвигах ходят легенды. Мне трудно поверить, что у вас нет других детей, матери которых скрыли, кто их истинный отец…

Тут рассмеялся и Александр.

– Ты – прекрасный советник, Дуарте, и отменный дипломат. Если судьба молодого кардинала – быть святым воином, тогда твой довод придется как нельзя кстати.

Но пока главнокомандующий – Хуан, и он должен вести в бой наши войска. Так что нам не остается ничего другого, как преклонить колени и молиться о победе.

Двадцатиоднолетний Чезаре, в кардинальских одеждах, стоя у дверей зала Пап, подслушал этот разговор, и впервые в его душе затеплилась искорка надежды. Неужели над этим предательским миром действительно есть Небеса и Отец, который услышал его молитвы? Возвращаясь в свои покои, он, опять же впервые, позволил себе помечтать о том дне, когда он будет вести за собой войска Рима.

Главнокомандующий Хуан Борджа и кондотьер Гвидо Фелтра повели папскую армию на север, к первому из замков Орсини. И хотя его защищали закаленные в боях воины, мощь папской армии поразила их, и первый замок, как и второй, сдался без боя.

Получив эти новости, Дуарте поспешил к Александру.

– Я думаю, Орсини реализуют заранее продуманный план. Хотят, чтобы наши новые командиры уверовали в легкость победы, расслабились, и вот тут нанести удар.

Александр кивнул.

– Уверенности в военном мастерстве Фелтры у тебя нет?

– Я видел Орсини в бою… – ответил Дуарте.

Александр вызвал Чезаре.

– Говори правду. В чем, по-твоему, заключается главная опасность создавшейся ситуации?

Чезаре ответил осторожно, держа эмоции под контролем.

– Боюсь, что в военных вопросах у Фелтры не больше навыков, чем у главнокомандующего. И я предполагаю, что первые легкие победы приведут к головокружению от успехов… что выльется в поражение у Браччано, где Орсини собрали своих лучших солдат. А если делла Ровере скажет им, что они ведут святую войну, их сопротивление только усилится.