Первый человек в Риме. Том 1

Он подумал о самоубийстве. Нет, он не сможет, нет… И снова – о Юлилле. Он не любит ее, он не способен полюбить. Тем не менее временами он жаждал ее: страстно желал целовать, кусать, царапать, вонзаться в нее так, чтобы верещала от боли и экстаза; но бывали и другие времена, особенно, когда он без сна лежал между мачехой и домохозяйкой, когда он ненавидел Юлиллу, мечтал почувствовать, как сжимается в его ладонях ее горло, как багровеет ее лицо и закатываются глаза, когда он выжимает последние капли воздуха из ее хрипло клокочущих бронхов. Придет еще одно письмо от Юлиллы – почему бы не выкинуть его или не отнести ее отцу и не потребовать прекратить эти домогательства? Нет, так он не поступает: он читает эти полные страсти послания, которые девушка сует ему за пазуху украдкой, но всегда в самых людных местах, чтобы привлечь внимание окружающих; читает и перечитывает каждое десятки раз и складывает вместе с предыдущими в ларь. Зато он верен своему решению: никогда не видеться с ней.

Весна сменилась летом, подступили самые жаркие дни секстилия, когда Сириус мрачно мерцал над Римом, оцепеневшим от жары. Затем, когда Силаний уверенно двигался по Роданию в сторону вспенившихся масс германцев, нагрянули дожди. И – затянулись. Для жителей солнечного Рима это было хуже летнего зноя. Рынки пустуют, политическая жизнь замирает, состязания откладываются, зато махровым цветом расцветает преступность. Мужчин заставали на месте преступления, когда они убивали собственных жен; зернохранилища протекали и хранящаяся в них пшеница промокла; уровень воды в Тибре поднялся так, что общественные уборные переполнились и экскременты выплывали из их дверей; ветхие строения начали рушиться, в их стенах и фундаментах появлялись трещины. Люди простужались, старые и немощные стали умирать от пневмонии, молодые – от крупа и ангины, многих поражала неизвестная болезнь, сопровождавшаяся параличом, и у того, кто выжил, сохла и мертвела рука или нога.

Клитумна и Никополис что ни день ссорились, и Никополис то и дело намекала Сулле, сколь угодна была для него смерть Стаха.

После двух недель беспрерывных дождей горизонт на востоке прояснился, и из-за туч появилось солнце. Паром исходили мостовые и черепичные крыши; воздух был пропитан сыростью. Балконы, лоджии, внутренние дворики и окна города покрылись тонким слоем плесени: в домах, где были младенцы, сады в двориках покрылись веревочной паутиной: матери сушили пеленки. Приходилось то и дело счищать с обуви беловатый налет, книгу – в доме книгочеев – просушивать, лари – проветривать. Впрочем, нет худа без добра: выдался необычно щедрый урожай грибов. Весь город объедался грибами-зонтиками – и бедные, и богатые.

А Сулла – после двухнедельных дождливых дней, когда непогода мешала ее служанке искать с ним встречи – был снова завален письмами Юлиллы. Его желание вырваться из города усилилось: если он не встряхнется, не отдышится от римского зловония хотя бы денек, – просто сойдет с ума. Метробиус и его покровитель Скилакс уехали отдохнуть в Кумае, Сулле то же не хотелось отдыхать в одиночестве. Он решил прихватить с собой Клитумну и Никополис в свое любимое местечко за городом.

– Пошли, девочки, – сказал он им на заре. – Напяливайте свои тряпки. Гульнем на приволье!

Девочки – вовсе не чувствовавшие себя девочками – взглянули на него с кислой усмешкой. Лень им было подниматься с общего ложа.

– Вам обеим на пользу свежий воздух! – настаивал Сулла.

– Мы живем на Палатине, здесь воздух и так не плох, – сказала Клитумна, отворачиваясь.

– Нет во всем Риме воздуха хуже, чем на Палатине – он провонял от портомойней, – сказал Сулла. – Вставайте же! Найму коляску и отправимся к Тибру. Завтрак в лесу, представьте только! Поймаем рыбку-другую, или купим на худой-то конец; раздобудем славного кролика, только что из силка… К вечеру и вернемся – как огурчики!

– Нет, – проворчала Клитумна.

– Ладно, – кивнула Никополис.

– Собирайся! – обрадовался Сулла и потянулся блаженно. – Ох, и устал я сидеть взаперти в этом доме!

– Я сейчас, – Никополис вскочила с кровати.

Клитумна продолжала лежать, отвернувшись к стене, пока Сулла на кухне распоряжался на счет завтрака.

– Пойдем же, – позвал он Клитумну, надевая чистую тунику и зашнуровывая сандалии.

Она не отвечала.

– Ну, занимайся, чем хочешь, – сказал он, направляясь к дверям. – Увидимся вечером.

Клитумна не отвечала.

Вобщем, за город попали лишь Никополис, Сулла и большая корзина, собранная поваром. У ступеней ожидала коляска, запряженная парой лошадей. Сулла помог Никополис забраться на сиденье, сам взгромоздясь на место возничего.

– Тронулись! – возгласил он радостно, разбирая вожжи и ощущая острое чувство свободы. Отказ Клитумны не опечалил его: для компании было достаточно и Никополис. – Но, клячи!

Муллы побежали весело, повозка прогрохотала вниз по долине Мурции, мимо Большого Цирка, и выехала из города через ворота Капены.