Первый человек в Риме

Уже не первое столетие жила семья Гая Мария в Арпине. Римским своим происхождением гордились они чрезвычайно. Разве Марий — вольское имя? Разве самнитское? У осков, правда, встречается оно, но нет: эти Марии — латиняне.

И он, Гай Марий, не хуже римских нобилей, что с таким удовольствием унижают его. Он лучше, много лучше, и чувствует это.

Подобные мысли — навязчивы и беспокойны. Они подобны незваным гостям, презревшим приличия, — не уходят. Давно, очень давно нагрянули они к нему. А время убывало текущей водой, обмелели мечты, и на дне пересохшего ручья обнажилась вся тщетность надежд. Было от чего прийти в отчаяние. Но он был крепок и упрям — как и в молодости.

«Странно устроен мир, — думал Гай Марий, наблюдая застывшие лица людей, окружавших его, лица, размытые слякотью ненастного дня. — Ни Гракхов нет среди них, ни Марка Эмилия Скавра, ни Публия Рутилия Руфа. Кучка ничтожных! Как надменно смотрят они на меня. Воображают, что я ничтожный, ни на что не годный выскочка — лишь потому, что кровь в их жилах чище. Каждый из них уверен, что подвернись ему случай — он сможет занять важнейший в государстве пост и называться Первым Человеком в Риме. Как Сципион Африканский, как Эмилий Павел, как Сципион Эмилиан, как десятки других».

Первый Человек в Риме считался первым среди равных — людей с одинаковыми возможностями. Это больше чем царь, больше чем деспот. Царь опирается на происхождение, деспот — на меч. Первый же Человек, кроме силы и происхождения, должен быть наделен еще и умом. Соперники ждут законного повода убрать его с дороги, значит, их нужно укротить, подчинить, купить — словом, сделать союзниками.

Первый — больше чем консул. Два консула сменяются каждый год. Много их было, много их будет. Но за всю историю Республики лишь несколько человек могли называться Первыми.

Теперь в Риме нет такого человека. Давно уже нет — целых девятнадцать лет, с тех пор как умер Сципион Эмилиан. Почти добрался до этой вершины Марк Эмилий Скавр. Но не хватило ему некоего ценного качества. Сплава силы, власти и славы, того, что римляне зовут auctoritas. Однако — да будет он здрав!

Толпа колыхнулась, и легкий шепот пробежал по ней — Марк Минуций Руф приступил к обряду. Но вышла досадная заминка: бык, назначенный на заклание Великому Богу, не стал есть корма со специальными снадобьями. Он пыхтел, мотал головой и рвался прочь.

Все припомнили и другие дурные предзнаменования этого дня. «Не жди теперь хорошего года», — шептали в толпе. Обнаженный по пояс жрец с молотом не стал дожидаться, пока животное поднимет голову к небесам, а потом опустит ее к земле. Позже можно будет сказать, что оно сделало это десяток раз, борясь за свою жизнь. Молниеносный взмах молота, глухой удар — и бык рухнул на вымощенную каменными плитами площадку. Другой жрец с обоюдоострым топором опустил свое оружие на шею животного — камни стали багряными. Жрецы наполняли чаши кровью, а она все текла и текла, стекала с плит… Земля, пропитанная дождем, почти не поглощала ее.

«О человеке многое можно узнать по тому, как сказывается на нем вид крови и запах…» — размышлял Гай Марий. Он видел, как одни быстро отворачивались и уходили в сторону, как другие стояли в крови спокойно, позволяя пропитаться сандалиям. Иные едва сдерживали тошноту.

«А вот к этому человеку стоит приглядеться повнимательней!»

Он стоял среди всадников — молодой, только вступил в возраст зрелости. Однако нет на его тоге узкой красной полоски. Вот он развернулся к Форуму и двинулся… Его светло-серые глаза жадно сверкнули при виде кровавой струи — это Гай Марий тоже успел заметить. Но кто же он? И кто бы о нем мог знать? Красив и мужской, и женской красой сразу: молочная кожа и волосы цвета солнца на рассвете. Словно сам Аполлон показался перед Марием. Но нет, этот взгляд — взгляд человека, знающего, что такое страдание. Разве боги страдают?

В корм второму быку подсыпали еще больше сонного снадобья. Но и этот бык сопротивлялся — пожалуй, сильнее, чем первый. Удар по голове, обычно заставлявший животное покорно осесть, был слабым и лишь разъярил его. Какой-то жрец догадался ухватить быка за мошонку и тем выиграть мгновение для ударов. Молотобоец и жрец с топором ударили вместе. Бык упал, и брызги его крови окропили все вокруг, включая обоих консулов. Спурий Постумий Альбин и младший брат его Авл сплошь были в крови. Гай Марий краем зрения изучил выражения их лиц, обдумывая последствия такого скверного знамения. Дурного предзнаменования для Рима.

А непрошеные мысли все назойливее, все неотвязнее. Словно вот оно, время, пришло. Настал тот самый миг, что вознесет Гая Мария, сделает его Первым Человеком в Риме. Здравый смысл — много его набралось у Мария за прожитые годы — сопротивлялся. Предчувствия — вздор, подразнят и обманут, отдадут на позор и смерть, — так решил бы любой здравомыслящий римлянин.