Первый человек в Риме

Остался он, Гай Марий, тот, кого Метелл Свинка назвал италийским деревенщиной, по-гречески не разумеющим. Для чего он, несчастный, вернулся в Рим и занялся политической грязной возней? Да потому, что Сципион Эмилиан, не будучи зазнайкой, уважал простых деревенских помещиков и обещал Марию помощь. Он считал, что Гай Марий должен попробовать, ибо достоин большего, чем участь провинциального землевладельца. Не получив хотя бы преторского поста, он никогда не сможет водить в походы римские легионы.

Поэтому Марий выставил свою кандидатуру на выборах военных трибунов — здесь было нетрудно добиться успеха. Затем его избрали квестором, и цензор ввел его — не патриция! — в Сенат. Как поразилась семья Гая Мария! Мало-помалу Гай Марий из Арпин приобретал солидный вес. Забавно! Именно Цецилий Метелл помог ему стать народным трибуном в тревожное время, наступившее после смерти Гая Гракха. Правда, Марий не смог стать трибуном с первого раза. А в тот год, когда его наконец выбрали, Метеллы начали утверждать, что этим он обязан именно им. Род Метеллов играл с судьбой провинциального выскочки, как кошка с мышкой. Но мышка вдруг показала зубки: Гай Марий добился сохранения свободы Народного собрания, страдавшего от чрезмерного контроля со стороны Сената. Луций Цецилий Метелл Далматик попытался провести закон, ограничивавший право Народного собрания сочинять законы, но тут Гай Марий наложил вето. И ничто не смогло сломить того упорства, с которым он отстаивал свое решение.

Однако несладко пришлось и ему. После срока на посту плебейского трибуна Гай Марий попытался пройти в один из плебейских эдильных магистратов, но встретил яростное сопротивление все тех же Метеллов. Крахом окончилась и его попытка стать претором. Метеллы во главе с Далматиком прибегли к наиболее распространенному способу борьбы с политическим противником — клевете. Оказалось, что Гай Марий — импотент, который развращает маленьких мальчиков, жрет экскременты, является вместе с тем членом тайных оргиастических обществ Бахуса и Орфея и, когда не спит со своей сестрой или матерью, берет обильные взятки. Но самый сильный из их доводов был таким: «Для чего нам в качестве претора растленный и гнусный тип, который к тому же еще и не римлянин? У Рима вполне хватает своих, порядочных и честных сыновей, а этот — вообще никто. Не нужен он нам».

И это поставило точку.

Плохую службу сослужили ему и слухи о том, что он невежда, не говорящий по-гречески. Самое нелепое в этих нападках было то, что Гай Марий говорил по-гречески. Причем свободно. Его воспитатель был вывезен из азиатской Греции, из Лапасаки на Геллеспонте. А его грамматик был родом из Амиза, что на берегу Понта. Но оба они говорили по-гречески с сильным акцентом. В глазах римлян не владеть греческим вовсе или говорить на азиатском его варианте — все едино. Только тот, кто знал эллинский, считался человеком образованным и культурным.

Тем не менее преторского поста Гай Марий добился. А потом довелось ему пережить дикое обвинение в подкупе, которое бросили ему сразу после выборов. Подкуп! Как будто у него было чем подкупать выборщиков. Но многие знали, чего стоит Гай Марий, — или слышали о нем от тех, кто был с ним хорошо знаком. В Риме всегда благосклонно относились к доблестным солдатам. Именно это обстоятельство и помогло Гаю Марию сохранить тогда звание претора.

Сенат направил его наместником в Верхнюю Испанию, при этом кое-кто, конечно, надеялся, что Марий там и сгинет навсегда. Но Марий был абсолютно военным человеком. Он не сгинул.

Испанцы — особенно полудикие племена на западе Лузитании и северо-западе Кантабрии — отличались особыми нормами ведения войн, которые никак не укладывались в обычную тактику римских легионов. Эти испанцы расстраивали все планы римских военачальников. Они никогда не выстраивались к бою, никогда не придерживались устоявшихся правил, гласивших, что лучше рискнуть всем ради единого мощного натиска и быстрой победы, чем втягиваться в расточительную и скучную затяжную кампанию. Испанцы, напротив, полагали, что выгодно придерживаться именно такой тактики. Они продолжали войну столько, сколько требовалось, чтобы вымотать врага. Таким образом, они постоянно находились в состоянии войны, не давая пришельцам укорениться и привить здесь чуждую культуру.

Открытых сражений испанцы избегали, предпочитая засады, налеты, покушения на отдельных римлян, поджоги, угоны коней. Они появлялись то здесь, то там, иногда одновременно в нескольких местах; не было у них ни военной формы, ни постоянных формирований. Налетят — и быстро отступают обратно в горы, где им знакомы каждый камень, каждая тропка и ложбинка. Если же римляне решались предпринимать ответные действия и занимали какой-нибудь городок, жители тут же прикидывались ну такими безобидными, такими простодушными — прямо покорные и терпеливые ослики.