– Вот и настал он, этот долгожданный день! – обратился к ним Марий с походной трибуны. – Вчера мы оказались слишком хороши – вот в чем дело. И теперь они не хотят драться! Тогда мы их так разозлим, что они будут готовы сразиться с легионами драконов! Мы перелезем через нашу стену и спустимся вниз, а потом станем раскидывать их мертвецов. Пинать их, плевать на них, мочиться на них, если понадобится! И будьте уверены, они перейдут этот брод, их будет больше тысяч, чем вы, неграмотные засранцы, можете сосчитать по единицам. И у нас не останется преимущества – мы не будем сидеть, как петухи на заборе. Нам предстоит встретиться с ними глазами, а это значит, что придется смотреть снизу вверх. Потому что они длиннее нас! Они – гиганты. Это вас страшит? Да?
– Нет! – рявкнули они в один голос. – Нет! Нет! Нет!
– Нет! – эхом повторил Марий. – А почему? Потому что мы римские легионы. Мы следуем за серебряными орлами на смерть или на славу! Римляне – лучшие солдаты в мире! А вы – солдаты Гая Мария – лучшие солдаты Рима!
Они приветствовали его, и казалось, этому не будет конца. Их распирала гордость, слезы текли по лицам. Каждой своей клеточкой они были готовы сразиться.
– Отлично! Мы преодолеваем стену и начинаем упорный бой. Иного способа победить в этой войне нет. Надо поставить на колени этих сумасшедших дикарей. Будет бой! Он будет длиться, пока каждый дикарь не будет сбит со своих гигантских ног! – Гай Марий повернулся туда, где стояли шесть человек в львиных шкурах поверх доспехов (клыкастые пасти надеты на шлемы, когти лап сцеплены на одетой в кирасу груди). Они стояли, держа древки штандартов. Шесть серебряных орлов с распростертыми крыльями. – Вот они, ваши серебряные орлы! Эмблемы храбрости! Эмблемы Рима! Эмблемы моих легионов! Следуйте за орлами во славу Рима!
Даже в апогее такого восторга соблюдалась дисциплина. В полном порядке, не торопясь, шесть легионов Мария вышли из лагеря, спустились по склону, развернувшись, чтобы защитить свои фланги, поскольку место не подходило для кавалерии. Построившись серпом, они предстали перед германцами. Те начали требовать от Тевтобода сражения при первой же демонстрации презрения римлян по отношению к мертвым амбронам. Тевтоны перешли брод и бросились на легионеров, которые даже не шелохнулись. Первые ряды германцев пали от пик, брошенных с удивительной точностью, ибо солдаты Мария готовились к этому дню два года.
Сражение было долгим и утомительным, но ряды римлян были непробиваемы, и никто не мог вырвать серебряных орлов из рук аквилиферов. Тела германцев все нагромождались, присоединяясь к телам амбронов. Но враги прибывали и прибывали, переходя брод, чтобы заменить павших, пока Маний Аквилий и его три тысячи солдат не зашли к ним в тыл и не уничтожили.
К середине дня тевтонов больше не было. Вдохновленные военными традициями Рима, ведомые великолепным полководцем, тридцать семь тысяч хорошо обученных и хорошо вооруженных римских легионеров вписали в военную историю Рима славные страницы. В двух сражениях при Аквах-Секстиевых они разбили свыше ста тысяч германских воинов. Восемьдесят тысяч трупов прибавились к тридцати тысячам амбронов вдоль реки Арс. Очень немногие тевтоны остались в живых, предпочитая гордо умереть с незапятнанной честью. Среди павших был и Тевтобод. А победителям достались трофеи, несколько тысяч женщин и детей, семнадцать тысяч пленных воинов. Когда из Массилии нагрянули работорговцы, Марий передал вырученные за пленников деньги своим солдатам и офицерам, хотя по традиции выручка от продажи пленных принадлежала исключительно полководцу.
– Деньги мне не нужны, а они честно заработали их, – сказал он и усмехнулся, вспомнив ту колоссальную сумму, которую массилийцы потребовали у Марка Аврелия Котты за судно, на котором он должен был доставить в Рим известие о событиях под Аравсионом. – Я так понимаю, что власти Массилии послали нам выражение признательности за спасение их честного города. Я отправлю им счет.
Он вручил Манию Аквилию свой отчет для сената и послал его в Рим.
– Доставь отчет и баллотируйся в консулы. Только не откладывай, – напутствовал Гай Марий.
Маний Аквилий не стал ничего откладывать. За семь дней он доехал по суше до Рима. Письмо было передано младшему консулу Квинту Лутацию Катулу Цезарю, чтобы тот огласил его на собрании сената. Сам Маний Аквилий отказался что-либо сообщить.