— Нет, в этот раз он был прав. Ты бы на его месте сделал то же самое, иначе ты мне не товарищ, — сказал Дим и принялся рассказывать, как все произошло.
Когда Раду арестовали у ворот «Леметра», никто не знал, кто он. Только один рабочий, который видел, как все было, случайно встретился в тот же день с Димом у постели другого товарища, заболевшего воспалением легких, и тут все выяснилось. Больного товарища зовут Санду, и оказалось, что именно с ним виделся Раду утром накануне ареста. Санду уже второй день чувствовал себя больным, а в то утро был совсем плох, Раду это заметил и спросил, почему он не идет домой. «Как же я могу пойти домой, — сказал Санду, — если на двенадцать часов назначен митинг у ворот «Леметра», а я один из ораторов и не успел никого предупредить?» Тогда Раду предложил, что он выступит вместо Санду, — он видел, что тот еле держится на ногах. «А что ты можешь сказать рабочим? — спросил Санду. — Ты всего-навсего студент». — «Я скажу им, что, если они будут солидарны, им не страшен никакой враг. Я скажу, что их долг освободить славных железнодорожников Гривицы, которых буржуазия хочет сгноить в тюрьме». — «Я вижу, что ты правильно ставишь все вопросы, — сказал Санду. — Впрочем, истина всегда проста, говорить о ней тоже не трудно — труднее действовать». Словом, Санду согласился, чтобы Раду выступил вместо него, и объяснил ему все, что полагается; остальные товарищи, которые пришли к воротам «Леметра», ничего не подозревали. Летучий митинг прошел очень хорошо, но, как водится, в последнюю минуту нагрянула полиция. Настроение рабочих было отличное, все кричали «Jos!.. Rusine!..»[61], но тут одна работница поскользнулась, и оказавшийся поблизости полицейский ударил ее ногой в лицо. Раду, конечно, не выдержал и вцепился в полицейского. Тот был ростом с телеграфный столб, но Радуц все-таки сшиб его с ног и в это время получил удар резиновой дубинкой по затылку. Таким образом им удалось втащить его в свой фургон и увезти. В полиции они, конечно, выяснили, кто он такой, и, наверное, обрадовались. Вот и вся история. Раду — молодец. Будь на его месте другой, он сделал бы то же самое, если только он товарищ, а не жалкий трус. Санду теперь рвет и мечет — он говорит, что Раду не должен был лезть в драку, зная, что его разыскивают, — это большая ошибка.
— А ты что думаешь, Дим?
— Я тоже думаю, что Раду допустил ошибку. Надо было двинуть полицейскому ногой в пах и сразу же обернуться — тогда он смог бы отразить удар сзади. Хочешь, я покажу тебе, как это надо делать по правилам джиу-джитсу?
После всего, что я услышал, у меня не было никакого желания знакомиться с правилами джиу-джитсу, но Дим уже отодвигал секретер и кричал:
— Брось ломаться. За три урока я научу тебя основным приемам.
— Ладно, Дим, — попадешься к ним в лапы, много тебе помогут твои приемы.
— Я попадусь? — удивился Дим. — Как я могу попасться, если я бегаю быстрее любого шпика и знаю все законы джиу-джитсу? — Потом он немного подумал и добавил: — А если и попадусь, я все равно сбегу… Давай становись — прием номер один «идем со мной» — ты хватаешь его за правую руку… Будь внимателен, и смотри сюда. О чем это ты всегда думаешь, когда надо действовать!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
После ареста Раду дни продолжали идти, но для меня время остановилось. В МОПРе решили, что я обязан отсиживаться дома, и, пока я часами сидел у своего окна, изучая трубы и ржавые пятна на крышах ближайших домов, я мог на досуге подумать о том, как все в мире отвратительно устроено. Когда кончились деньги, я никому об этом не сказал, перешел на хлеб, воду и гнилые огурцы, но это как раз подходило к моему настроению. Анка говорила, что, если теперь, после ареста Раду, сигуранца доберется и до меня, она будет считать себя виноватой. Она умоляла сохранять осторожность, и я скрепя сердце выполнял все ее предписания, но в наших отношениях ничего не изменилось. Да я и не хотел теперь ничего изменить: наслаждаться близостью с Анкой, в то время как Санда, Пауль и другие сидят третий месяц в тюрьме, а Раду пытают в сигуранце, было бы и нечестно и неправильно. Изредка я по старой памяти заводил с ней туманный разговор о личных отношениях: если два товарища стоят на одинаковых идейных позициях, те они должны… в общем, она ведь понимает, что я хочу сказать? Нет, она не понимала. Она смотрела куда-то поверх меня, сдерживала дрожащие губы, и я видел, что она все еще думает о чем-то своем, загадочном, все еще мучительно что-то решает для себя, а имеют ли ее мысли хоть малейшее отношение ко мне — этого я не знал.
Каждый день видел я ее теперь у себя. Когда она приходила, я подробно выспрашивал, что она делала без меня.
— Где ты вчера была, Анка?
— О, вчера у меня был напряженный день — экзамены, уроки, две явки, а вечером наши девушки затащили меня в кино…
Меня охватывало беспокойство: вчера она обо мне не думала. Прошел день, и она обо мне не вспомнила. Весь день!
Потом она не приходила несколько дней подряд.
— Я не видел тебя три дня, Анка!