Читаем Первый арест полностью

Я отвечал, как умел, отвечал шепотом, под аккомпанемент громкой зубрежки небритого парня, все еще расхаживавшего между койками с учебником римского права в руках. Я заметил, что он повторял одну и ту же фразу: «Capitis diminutio имело три степени…» Доходя до заколдованной третьей степени – «минима», он запинался, открывал глаза, заглядывал в учебник и начинал все сначала.

– Послушай! – сказал вдруг, положив мне руку на колено, очкастый парень с вьющимися волосами, которого звали Милуца. – Ты сможешь все это написать для нашей газеты?

– Что?

– Про настроения учеников, про порядки в гимназии…

– Попробую…

– Чего там пробовать – сядешь и напишешь! Я проведу тебя в читалку – там удобнее…

– Погоди, погоди… – сказал Подоляну. – Парень с дороги. Его надо устроить… У тебя есть шпалтист, Милуца?

«Ну вот, сейчас все наконец выяснится», – подумал я, услыхав таинственное слово.

Но ничего не выяснилось, а только еще больше запуталось.

– У меня есть шпалтист, – сказал Милуца.- Даже не один, а два: иногда является Михалаке без предупреждения. Просто не знаю, что с ним делать!

– Ладно, тогда он будет на сегодня моим шпалтистом, а завтра посмотрим, – сказал Подоляну.

– А я могу взять его шпалтистом на обед и ужин, – сказал худой с печальными глазами.

– Замечательно! Договорились! Помоется, пообедает, а потом пусть займется статьей…

Я слушал этот разговор и мучился: спросить, не спросить? И решил все-таки не спрашивать. Очень уж не хотелось показать себя в невыгодном свете и здесь. Печальная История с 12-м номером трамвая еще была свежа в памяти.

– Располагайся! – сказал Подоляну и указал на кровать, на которой мы сидели. – Умывальня в коридоре. Там в ящике есть мыло и полотенце…

Через четверть часа мы все втроем вышли во двор общежития и присоединились к толпе студентов, ожидавших открытия столовой.

– Открывают ровно в двенадцать… – сказал Подоляну, – осталось три минуты.

Я с любопытством разглядывал толпу. Студенты были разные, но чем-то и походили друг на друга. Мне показалось, что на всех лежала печать какой-то веселой небрежности, беззаботности. Разговаривали они во всяком случае все громко, перекидываясь шутками, хохотали по любому поводу и без повода. И я снова услышал таинственное слово «шпалтист». Его склоняли на все лады.

– Кому нужен шпалтист? – кричал лысый парень с глянцевитым лицом.

– Пойдет! Но только на второе… – откликнулся другой.

– Не пойдет! Мэй, Гуцэ, у тебя есть шпалтист?

– Есть… сейчас появится…

Но вот наконец открылась дверь столовой, и все ринулись по каменным ступенькам вниз в просторное полуподвальное помещение с тяжелыми сводами и колоннами, напоминавшее старинный храм. Как только мы уселись за столик, появился официант в белой куртке, высокий, темноликий, с модными усиками а ля Адольф Менжу.

– Три обеда и тарелки на двух шпалтистов! – сказал Милуца, протягивая официанту обеденные талоны.

– Есть, три обеда – два шпалтиста! – сказал официант и помчался к другому столику.

Теперь я догадывался, в чем дело: быть шпалтистом – значит попросту разделить с кем-нибудь обед. Но что это за слово? И почему там, наверху в комнате, тоже есть шпалтисты? Я продолжал мучиться догадками, и это, по-видимому, отражалось на моем лице. Подоляну догадался, о чем я думаю, и с веселой улыбкой открыл мне великую тайну шпалтизма.

«Шпалтист» взялось от немецкого слова «шпалте», что означает «трещина»; есть и глагол «шпалтен» – разделять. Никто не знает, кто первый применил это слово, но в общежитии «Шиллер» всегда было больше студентов, чем коек, поэтому здесь с давних времен появились шпалтисты, то есть те, что спали в «шпалте» – в «трещине» между двумя койками. Проще говоря – делили койку с товарищем. По аналогии появились шпалтисты и в столовой: те, кто покупали один обед на двоих. Все оказалось просто и буднично. Среди богатых студентов не было шпалтистов.

Корпорация эта состояла исключительно из бедняков. Шпалтизм был их своеобразным средством борьбы за существование. Символом братства и взаимопомощи. Великим гербом студенческого товарищества и солидарности…

После обеда, по-братски поделенного пополам и тем не менее показавшегося мне необыкновенно сытным и вкусным, я не пошел писать статью. Проницательный Подоляну и здесь догадался, что больше всего на свете мне теперь хотелось спать, – я ведь почти не спал ночь в пути. И он повел меня снова наверх в шестую комнату. Здесь уже многое изменилось за время нашего отсутствия. Койки, на которых спали двое, были теперь аккуратно заправлены. Но появился новый спящий, тоже накрытый с головой одеялом на крайней койке слева у стены. И за столиком брился теперь другой вихрастый парень в зеленой рубашке. Но тот, кто зубрил латинское право, по-прежнему занимался своим делом. Устав от хождения по комнате, он сидел теперь на своей койке и, раскачиваясь в такт своему бормотанию, повторял непонятные латинские слова. Я мог бы поклясться, что это была все та же злополучная фраза: «Capitis diminutio имело три степени: maxima, media et minima…»

Перейти на страницу:

Похожие книги