Первые впечатления

И ведь именно сейчас Иден вдруг оказалась в одиночестве, которое означало свободу. К этому ей еще придется привыкать: сколько Иден себя помнила – всю жизнь, с подросткового возраста – она была мамой. Иной раз ей было обидно до слез, когда она видела девочек-подростков, которые спешили к автобусу, чтобы провести свободный день на пляже. Никогда, ни разу в жизни не проводила она на пляже целый день. Сначала ей не позволяли родители, которые считали это недопустимой вольностью, а потом у нее появилась дочь, и не было рядом надежного плеча, на которое можно было бы опереться, с кем эту ответственность можно было бы разделить.

Единственной отдушиной в жизни Иден был сад, и она целиком отдалась его изучению и обустройству. Дочка играла рядом, а Иден работала. Работала целыми днями.

Частенько к ним присоединялась миссис Фаррингтон. Она сама, конечно, не работала, не будучи в силах удержать лопату, а может, просто считала физический труд ниже своего достоинства. Но старая леди усаживалась на красивый садовый стульчик и что-нибудь читала вслух. Иден, Мелисса и Тодди были ее благодарной аудиторией.

Сейчас, слушая Гренвилла, Иден чувствовала, что его речи, само его присутствие пробуждают в ней воспоминания о тех счастливых днях. И ведь он предлагает ей нечто волнующее и захватывающее, интереснее самого безумного приключения: проектировать сады. Получать за это деньги. Как это странно – ей предлагают плату за то, что она с удовольствием делала бы бесплатно, за то, что она так любит делать.

– Ты предлагаешь мне создавать сады? – прошептала она, все еще не веря в такую возможность.

Но Гренвилл кивнул вполне буднично и сказал:

– Ну да, сады. Что-то вроде того, который окружает Беллтауэр-Хаус.

– Беллтауэр-Хаус? – Глаза Иден округлились, и она искоса взглянула на Брэддона, чтобы убедиться, что он не шутит. Беллтауэр-Хаус был построен в восемнадцатом веке и по праву считался одним из самых красивых зданий в Америке. В 1950-х силами местных активистов была проведена реставрация здания, и с тех пор дом поддерживается в прекрасном состоянии. Первоначально перед ним построили автозаправку, но вскоре ее снесли, и вокруг дома был разбит классический сад восемнадцатого века. Он был воссоздан по эскизам и записям того времени, и все растения, посаженные а саду, были характерны именно для этой эпохи.

– Видишь ли, – не спеша продолжал Гренвилл, – люди, на вкус которых мы ориентируемся, богаты и избалованны. Среди них много политиков и звезд. Они были везде и видели буквально все на свете. Мы думаем, что им понравится исторический аспект, который мы придаем всему району, и сады, как мне кажется, должны подчеркивать эту тему. От тебя же ожидают прежде всего проектов и руководства работами, самой копать и сажать тебе не придется. Для этого есть специальная компания, занимающаяся ландшафтным дизайном. Ее создали местные ребята.

– Ребята?

– Ладно, не придирайся! Это взрослые, и они носят фамилии Дрейк, Минтон, среди них даже есть один Гренвилл… почти Гренвилл. Это муж моей дочери. Если за ними как следует присматривать, то они справятся. И я думаю, из тебя получится прекрасный руководитель. Только пообещай мне быть с ними построже.

– Минуточку, давай-ка без шуток. Если я правильно поняла, ты просишь меня возглавить фирму, занимающуюся ландшафтным дизайном, у которой есть контракт на обслуживание приблизительно двухсот домов?

– Именно так.

– А скажи-ка мне, эта замечательная мысль только что пришла тебе в голову или ты уже давно вынашиваешь такой план? – Иден внимательно смотрела на адвоката.

Гренвилл грустно взглянул на нее, покачал головой и тихо ответил:

– Если ты хочешь спросить, не для того ли я за тобой ухаживаю, чтобы заполучить в свой проект специалиста по садам восемнадцатого века, то мой ответ будет нет. Одно с другим не связано. И все же я не могу не признаться, что мне совершенно необходима твоя помощь. Не веришь, что дела так плохи? Тогда скажи, когда ты разговаривала с Кэмден, моей дочерью, она улыбалась?

– Нет.