Первородство

Работа не так легка,

И нервничаешь, как водится,

И мучишься,

И упустить

Хоть что-нибудь опасаешься,

И учишься ощутить

Все, с чем ни соприкасаешься.

Не с тем, чтобы все извинить,

Всему подыскать оправдания,

А с тем, чтобы все изменить.

Умерить людские страдания.

Вверху

По своим кругам

Небесные носятся спутники,

А тут

По рукам и ногам

Запутанные распутники.

Беспутники всех статей...

Трудна,

Не дает отдохнуть она,

Работа такая:

Потей,

Распутывай чуть не с Распутина!

Л Мартынов 257

Я знаю, чем была

Ты в нимбе старой славы,

Качая величаво

Свои колокола.

Уж ты не обессудь:

Я вовсе не поклонник

Рыдающих гармоник —

Совсем не в этом суть!

Была ты избяной,

Была ты деревянной,

Тележною и санной,

Лучинной и свечной.

Но были вместе с тем

Отели, скетинг-ринги

И всякие новинки,

Машинки всех систем.

Хоромы, терема —

Все это были ширмы,

За ними были фирмы,

Торговые дома.

258

Любил народ честной

Нехитрое веселье —

Цветные карусели

Вертелись на Страстной.

Месила ты кисель,

Но тресты и картели

Вертели, как хотели,

Всю эту карусель,

Чтоб ты в конце концов.

Усталая от пляса,

На пушечное мясо

Пошла, страна отцов.

Пошла-то ты пошла,

Да посшибала главы

Двуглавого орла...

...Я знаю, чем была

Ты в нимбе древней славы.

Качая величаво

Свои колокола.

259

Как все это случилось, в самом деле?

Двадцатый век, с чего он начался?

Мелели реки, и леса редели.

Но в сизые от дыма небеса

Аэропланы ухитрились взвиться,

И мгла не преградила им пути,

И на земле сумели объявиться

Те, кто решились этот мир спасти,

Чтоб снова плодородной и сырою

Измученная сделалась земля,

И сутью государственного строя

Не мнились бы ни штык и ни петля,

И двери тюрем полетели с петель

И чтоб искусство не было мертво...

А ты не только этому свидетель —

Свидетелями этого всего

Пусть остаются ветхие бойницы

И рыхлый камень вековечных стен, —

Ты не свидетель; гы, как говорится,

Виновник этих самых перемен!

Ведь все ж не вихрь весенний иль осенний

Бесповоротно пробудил умы!

Виновники великих потрясений

И их творцы не кто-нибудь, а мы!

260

СЕМНАДЦАТЫЙ ГОД

Хотя

Ничто

Былое

Не вернется —

Воспоминанья никуда не денутся.

И я умел смотреть на это солнце

Глазами беззаботного младенца.

Но это было не такое солнце,

А то, что, не желая закатиться.

Старается за вывески цепляться

И в бледные заглядывает лица.

Я видел это меркнущее солнце

Гостинодворца и охотнорядца.

И я увидел

Новое светило,

Которое из бездны небосвода

О собственном восходе возвестило

Скупцам, святошам, франтам, спекулянтам.

Когда январь Семнадцатого года

Вдруг изошел февральскою метелью,

Чтоб обернуться мартом с красным бантом

И отступить, и место дать апрелю,

И маю, и июню, и июлю.

261

И августу, когда не от прохлады,

А без пощады листья пламенели,

Чтоб сквозь сентябрь,

Сметая все преграды,

Пришел Октябрь в распахнутой шинели.

262

НОЯБРЬСКИЙ СНЕЖОК

Мерцает

В полете

Ноябрьский снежок,

О перевороте

Он память зажег,

О перевороте

В умах и сердцах...

Вы, дети,

Поете

О ваших отцах,

О той беспримерной

Страде боевой

На подступах к первой

Зиме буревой,

О тяжкой работе

Гранат и штыков,

О перевороте

На веки веков.

Кожурки картошки,

Печурочный дым.

Седые дорожки

Промчавшихся зим!

С ознобом по коже

Управился мех.

263

Но все же, но все же

Остался у всех

В крови и во плоти

Ноябрьский снежок.

Куда ни пойдете —

Он звезды зажег.

Куда ни придете —

Поведает он

О перевороте,

Который

Свершен.

264

Еще

Боятся

Высоты:

Мол, с высоты легко сорваться

И ввысь уж лучше не соваться...

Еще

Боятся простоты:

Мол, попросту не столковаться.

Еще

Боятся

Наготы.

Хоть фиговые листы

Смешны, чтоб ими прикрываться.

Еще

Боятся

Красоты,

Боятся с ней соприкасаться:

Мол, очень трудно разобраться.

Как будто бы в глазах двоятся

Ее блестящие черты.

Отсюда — бденья и посты.

265

О ты,

Простак,

Пойми же ты:

Ты в рубище лженищеты

За крохами встаешь в хвосты,

Когда кругом твои богатства,

Твои сокровища таятся.

Твои труды.

Твои мечты.

266

Рассказывай,

Люблю твои рассказы,

Как вышла ты, румяна от мороза,

Встречать Михаилу с рыбного обоза...

Рассказывай,

Как в детской за Немецкой

Играл мальчонка вроде арапчонка,

И как на ваньках ездили дворянки,

И как трамвай пришел на смену конке,

Как вырос «Яр», и как возникли банки,

И как померкли древние иконки...

Рассказывай про келью богомаза

И про гурьбу ребят из ВХУТЭМАСа.

А я гляжу:

Давно, быть может, в мячик

У глобуса играет на Болоте

Какой-то мальчик,

Или этот мальчик

Не в поезде, так прямо в самолете

Примчался, чтоб вскарабкаться превыше

Всех мудрецов с библиотечной крыши —

267

Бородачей, влияющих могуче...

И вообще

О всем ты знаешь лучше.

Чем этих зданий дымчатые кручи.

Чем над тобой пронесшиеся тучи.

Чем под тобою высохшие топи.

Чем о тебе воркующие птицы,

Чем даже моль.

Которая гнездится

В твоем музейном

Бархатном

Салопе!

268

КОСТЕР

Чего только не копится

В карманах пиджака

За целые века...

А лето,

Печь не топится...

Беда невелика.

И я за Перепелкино,

Туда, за Перепалкино,

За Елкино, за Палкино,

За Колкино-Иголкино

Помчусь в сосновый бор

И разведу костер.

И выверну карманы я,

И выброшу в костер

Все бренное, обманное —

Обрывки, клочья, сор.

И сам тут ринусь в пламень я.

Но смерти не хочу,

А попросту ногами я

Весь пепел растопчу.

269

Пусть вьется он и кружится,

Пока не сгинет с глаз.

Вот только 6 удосужиться

Собраться как-то раз.

270

Вот

Корабли

Прошли

Под парусами;

Пленяет нас