Витал меж туч. Владыка касс
Свои расчеты вел сейчас.
Царь лыж блуждал по снежным тропам,
Царь звезд владычил телескопом.
А царь бацилл над микроскопом
Склонился, щуря мудрый глаз.
Я наблюдал. Издалека
Заметил я: царь-оборванец.
Великий князь запойных пьяниц
Ничком лежит у кабака.
А тоже царь. Не самозванец.
А вот я вижу пешехода.
Одетого вдвойне пестрей
Всех этих остальных царей
И при короне. Брадобрей
Ему корону на полгода
Завил, как то диктует мода.
Эй, вы! Подвластна вам природа?
Ну, отвечайте поскорей!
142
Вам сотворили чудеса
В искусствах, равно как в науке,
Вам покорили небеса.
Вам атом передали в руки.
Цари вы или не цари,
А существа иной породы?
Быть может, врали буквари,
Что человек есть царь природы
Во множестве своем один?
Эй ты, природы господин!
Скажи мне: царь ты или князь?
Дерзаешь ты природой править?
А он в ответ: «Прошу оставить
Меня в покое!» И, боясь,
Что, может быть, его ударю.
Что кулаки я, вздрогнув, сжал,
Он, недостойно государя,
По-мышьи пискнув, отбежал.
О царь! Прошу тебя: цари!
Вынь из ушей скорее вату!
К тебе, возлюбленному брату,
Я обращаюсь — посмотри!
Разбужен оттепелью ранней,
Услышишь завтра даже ты:
Она трубит из темноты
Со снежных крыш высоких зданий
В свой серебристый звонкий рог,
Сама Весна! Ясак, оброк —
Как звать не знаю эту дань —
И ты берешь с природы. Встань!
Ведь это же твоя земля!
Твои обрубки — тополя
143
Стоят, сучками шевеля.
Тебя о милости моля!
Прислушайся к хвале ручьев.
Прими посольство соловьев
И через задние дворы
Иди, о царь своей свободы.
Принять высокие дары
От верноподданной природы!
144
Ночь.
Где-то там, на страшной вышине.
Спят кратеры и цирки на луне.
А на земле, конечно, тоже спят.
Да, многие разделись и легли.
Объяты негой с головы до пят.
Но на обратной стороне земли,
Где ровно в полночь полдень на часах.
Под раскаленным солнцем в небесах,
Бушует день в жарище и в пыли.
И стоит передвинуть рычажок.
Чтоб ветер нескончаемого дня
Из сумрака нахлынул и ожег
Меня!
И безвозвратно истекла
Секунда-ночь, пахуча и тепла.
Как пепел дня, сгоревшего дотла.
Да! Спят, конечно, мертвые тела.
Да в гулких урнах жирная зола.
Да где-то на огромной вышине
Спят кратеры и цирки на луне,
А все земные кратеры кипят!
Л Мартынов
Тень
Телевизорной
Антенны,
Похожая на букву «Т»,
Легла на мраморные стены,
Напоминая о кресте.
Но
Не о том
Кресте соборном
У Бауманского метро,
А — древнем, трехконечном, черном,
Как в шкуру вросшее тавро.
Известно
Из литературы,
Да и понятно без нее,
Что могут
Древние фигуры
Менять значение свое.
И дни придут,
И кто-то снова,
Увидев вещь, как буква «Т»,
Но назначения иного,
Припомнит уж не о кресте,
146
Но
О другом изобретенья
Давным-давно минувших дней,
О телевизорной
Антенне
И всем, что делалось под ней!
147
СНЕГ
Снег,
Весь истыканный лучами.
Нахохлился и в землю врос,
Но все ж студеными ночами
Кой-что дарит ему мороз.
Почти тепло,
Но только исе же
Взгляни:
В тени.
Когда идешь.
Поверженная стужа,
Лежа,
Еще в руке сжимает нож.
Там в тишине
Лежит
У ног,
А в пятерне
Дрожит клинок.
Как полумертвыми врагами
В такие дни, среди весны
Мы полумертвыми снегами
Окружены.
148
Они
В тени
Лежат
У ног,
Но ты взгляни:
Зажат
Клинок!
ЛЬВЯТА
Сад
Нас встречал
Все теми же дубами.
Но пыльными древесными губами
Дубы сказали:
«Не припоминаем!
Ты нам чужая!»
Будто угрожая,
Они шумели: «Мы тебя не знаем!»
И показалось:
Все уже забыто.
Но в это время, будто вспомнив что-то,
Лениво встал,
Изваян из гранита,
Тот самый лев, что охранял ворота:
«А! Ты пришла! Не скрылась без возврата
Вот погляди-ка, что у нас творится!»
И стало ясно:
У гранитной львицы
За это время
1 . .щи т..мпь львята.
И это были не воспоминанья,
А явственно увидел средь листвы я:
Пасутся эти дети изваянья.
Когтистые, глазастые — живые!
150
Никого,
Ничего! Ручеек пересох. Только в русле его
Серебрится
Песок.
Он
Клубится слегка. Чтоб рука не взяла, Будто вместо песка
Только
Пепел,
Зола.
Но
И в пепле еще Естество не мертво.
— Горячо?
— Горячо! — Ничего, ничего!
Ведь Повсюду, везде И куда ни шагнем
151
На остывшей звезде. Где играли с огнем.
Хорошенько
Пошарь,
Углубись, поищи, —
И пробьются сквозь гарь
Изобилья
Ключи!
СНОМОРОХ
Есть на земле высокое искусство
Будить в народе дремлющие чувства,
Не требуя даров и предпочтенья,
Чтоб слушали тебя не из почтенья.
Чтоб, слышав раз, послушали и снова,
Чтоб ни одно не позабыли слово.
Чтобы в душе — не на руках! — носили!
Ты о такой мечтал словесной силе?
Но, не смущаясь гомоном и гамом,
На площади меж лавками и храмом.
Где блеют маски и скрежещут доски.
Сумей взойти на шаткие подмостки.
Как великан в неистовстве упрямом!
Пускай тебя за скомороха примут,
Пускай тебя на смех они подымут,
Пусть принимают за канатоходца —
Употреби высокое искусство
Будить и в них их дремлющее чувство.
И если у тебя оно найдется,
Так и у них, наверное, проснется!
153
БАЛЛАДА ПРО ВЕЛИКИЙ ПУТЬ
Великий путь!
Великий путь!
Когда идет состав-колосс,
В чугунном рокоте колес
Я слышу голос:
«Не забудь! —
Отец твой строил этот путь!» —
Кричит мне каждый паровоз.
Я вспоминаю эти дни
По сорок градусов в тени —
Кочевничьих урочищ лень,
Даль, где ни сел, ни деревень.
Я вспоминаю этот путь —
Сквозь степь, где блещут солонцы,
Стальную нить вперед тянуть
Вы шли, упорные отцы!
Отец мой скважины бурил,
Водой пустыню одарил, —