Первая жертва

Мать Канны резко поднялась со своего кресла и быстро направилась к выходу из комнаты отдыха. Касё поспешил вслед за ней, чтобы проводить женщину до ее палаты. Я осталась на месте. Касё долго не возвращался. Когда он наконец пришел, мы вместе спустились на лифте на первый этаж.

Там, сбоку от входа, располагалось кафе с застекленной верандой. Самих пациентов внутри не было, только посетители больницы. Я почувствовала себя ужасно измотанной и взяла себе напиток. Пока я наливала в чай молоко, Касё уселся напротив, держа в руках чашку горячего кофе.

– Прости, я была с ней слишком резкой. О чем вы говорили?

– Я сказал ей, что ты вела себя недопустимо, что я с тобой не согласен и не считаю ее плохой матерью. В общем… действовал по ситуации.

– Извини… и спасибо.

Касё еле заметно улыбнулся.

– Да не за что.

Похоже, я все-таки не так уж сильно ее обидела.

– Интересно, что же произошло, когда Канна была в последнем классе начальной школы, – произнесла я.

– Курица и Гавайи – звучит как дурацкий анекдот, – пробурчал Касё, скрестив руки на груди.

– Вероятно, Канна начала резать руки, пока мать находилась в отъезде. Я почти уверена, что-то должно было подтолкнуть ее к этому.

– Я не очень разбираюсь, но ведь обычно подростки начинают наносить себе порезы, чтобы привлечь внимание окружающих, верно?

– Необязательно. К самоповреждению могут привести самые разные причины: от необходимости снять эмоциональное напряжение до снижения выработки серотонина в организме. А еще самоповреждение может помочь подавить приступ агрессии.

– Даже так? – удивился Касё.

– Мне кажется, Канна просто не могла больше справляться со своими эмоциями, хотя пока и не понимаю, какие события довели ее до такого состояния. Но у меня сложилось впечатление, что в ее случае психологические проблемы – это не наследственное.

Я задумчиво провела пальцем по нижней губе. Касё почесал лоб.

– Вот бы найти кого-то, кто знает, что происходило в доме Канны, когда она была ребенком. Про день убийства тоже не все ясно. Может быть, на телеканале, где она проходила собеседование…

– Там я уже был. Сотрудники сказали, что, когда Канна пришла утром, она выглядела немного сонной, но ничего необычного в ее поведении никто не заметил. Они, как обычно, настроили микрофон, камеры, началось собеседование… вдруг ей стало плохо. Канне предложили прилечь, но она отказалась и просто ушла. На съемочной площадке все за нее сильно переживали.

– Понятно.

Касё перевел взгляд на сумку у моих ног.

– Куда-то едешь?

– Ага.

Я даже не заметила, как все посетители разошлись и в кафе остались только мы вдвоем.

– Завтра утром конференция в Йокогаме[17], я буду читать лекцию. Отсюда добираться ближе, поэтому сейчас поеду сразу туда и переночую на месте.

– Правда? А я назначил встречу с матерью Канны на сегодня, прости. Не знал, что у тебя другие дела.

– Ничего страшного. С утра я приготовила для Масатики и Гамона побольше одэна[18]. Я даже рада, что смогу побыть одна в отеле и немного расслабиться.

Слова, отражаясь от белой поверхности прилавка и пола, эхом разносились по пустому и безликому помещению. В больнице время будто двигалось иначе, чем за ее пределами… Я погрузилась в свои мысли, когда вдруг до меня донесся голос Касё:

– Знаешь, невестка, ты все-таки такая молодец.

Кажется, я уже давно не слышала от него этого слова, «невестка».

– Ты и работаешь, и сына воспитываешь. Я бы так не смог.

– Да ладно, когда у тебя появится семья, ты со всем справишься.

– Семья? Я пока так и не понял, зачем люди женятся. То ли дело мой брат. Вот он – настоящий семьянин.

Я промолчала. Десять лет назад Гамон, ни секунды не сомневаясь, сказал: «Выходи за меня!» Мы сидели в кофейне морозным зимним вечером, из чайника валил пар. Небо за окном затянуло тучами, шел снег. Это было так красиво. Казалось, время замерло навечно.

Касё неожиданно рассмеялся:

– Возможно, будь ты мужчиной, а он женщиной, вам было бы проще, – заметил он.

У меня возникло такое чувство, словно кто-то прошелся по белому снегу грязными ботинками.

– Я понимаю, что ты шутишь, но мне все равно неприятно это слышать. Пожалуйста, не говори так.

Услышав мой мягкий упрек, Касё опустил чашку.

– Знаешь, как-то раз Гамон сказал…

Кажется, в кафе кто-то вошел. «Добро пожаловать», – поприветствовала посетителя официантка. Ее голос прозвучал настолько радостно, что мне показалось это даже неуместным, все-таки мы находились в больнице.

– …«Может, Юки была бы счастливее, родись она мужчиной». Конечно, это была не шутка, он говорил совершенно серьезно. Но когда я ответил, что тебе идеально подошла бы роль главы семьи, тут даже он рассмеялся.

Я натянуто улыбнулась, взяла в руки поднос и встала.

– Не забывай отдыхать.

– Спасибо, – ответила я, не зная, услышал ли меня Касё, и поставила поднос на прилавок.

Стоял вечер. Я шла по широкой улице, со стороны порта дул сильный ветер. Задрожав от холода, я торопливо вытащила из сумки палантин. Во тьме виднелось несколько звезд, беспорядочно разбросанных по тусклому ночному небу. Вокруг меня царило оживление, но отчего-то мне все равно было не по себе.